Метафизика причинности
Впервые опубликовано 2 февраля 2003; дополнено и переработано 19 марта 2014
Каким должен быть мир, чтобы в нём имелись причинные отношения? Когда биток загоняет девятку в угловую лузу — в силу чего это является случаем причинности?
Вопросы о метафизике причинности будет полезно разделить на вопросы о релятах причинного отношения и вопросы о самом причинном отношении. Вопросы о релятах причинного отношения включают вопросы о том, (1.1) находятся ли они в пространстве-времени (имманентность), (1.2) насколько сильно они детализированы (индивидуация), и (1.3) сколько их (местность отношения). Вопросы о причинном отношении включают вопросы о том, (2.1) чем различаются последовательности, связанные причинным отношением и не связанные причинным отношением (связь), (2.2) чем последовательности, связанные отношением причины к действию, отличаются от тех, что связаны отношением действия к причине или отношением совмещённых действий общей причины (направление), а также (2.3) чем отличаются, если вообще отличаются, последовательности, содержащие причины, от тех, что содержат лишь фоновые условия (выделение).
У философов, конечно же, есть разногласия по всем этим вопросам. Ниже я рассмотрю главные аргументы, встречающиеся в литературе.
2.1.1 Вероятность, процесс и проблемы
2.1.2 Гибриды, примитивизм и элиминативизм
1. Реляты
Вопрос: Каковы реляты причинного отношения? Когда биток загоняет девятку в угловую лузу, что является членами этого причинного отношения? Рассмотрение релятов причинного отношения должно показать, какого они рода, сколько их, и какую работу каждый из них выполняет. Словом, оно должно выявить их категорию, число и роль.
Варианты: Обычно считается, что реляты причинного отношения относятся к категории события, числом их два, и они выступают в роли причины и действия. Таким образом, обычно считается, что, когда биток загоняет девятку в угловую лузу, существуют (реальное) событие e1 соударения битка с девяткой и (реальное, отличное) событие e2 попадания девятки в угловую лузу — такие, что e1 является причиной, а e2 — действием. Словом, обычно считается, что релятами причинного отношения является пара событий.
Такое обыденное представление, конечно же, оспаривалось по всем статьям. Что касается категории, то если обычно реляты причинного отношения трактуются как события [Davidson 1980a, 1980b; Kim 1973; Lewis 1986b], существенная поддержка в борьбе за эту роль обнаруживается также у фактов [Bennett 1988; Mellor 1995], а иногда поддержка оказывается и другим сущностям, таким как свойства [Dretske 1977], тропы (tropes) [Keith Campbell 1990], положения дел [Armstrong 1997], ситуации [Menzies 1989a] и аспекты [Paul 2000]. Расстановка сил ещё более усложняется разногласиями по поводу того, чем являются события, факты и эти другие создания.
Что касается числа и роли, то если обычно считается, что релятов причинного отношения насчитывается два [Davidson 1980b; Mackie 1965; Lewis 1986a], некоторая поддержка обнаруживается также и у контрастностных концепций, для которых характерны три и даже четыре релята [Hitchcock 1996; Woodward 2003; Maslen 2004; Schaffer 2005; Menzies 2007; Northcott 2008; Weslake forthcoming], где дополнительный член (или члены) играет роли альтернативы причине и/или отличающегося действия. Также можно отыскать и поддержку дополнительных релятов иного рода, в том числе: описаний [Anscombe 1975; McDermott 1995], моделей [Menzies 2004; Halpern and Pearl 2005; Hitchcock 2007a], и/или нормальных состояний [Menzies 2004; McGrath 2005; Hall 2007; Hitchcock 2007a; Halpern 2008]. (Ниже я сохраню термин «релят» для обозначения событий, фактов и т. п., и буду использовать термин «вторичный релят», когда буду говорить о состоятельности описаний, моделей и нормальных состояний в качестве дополнительных релятов — исключительно ради удобства.)
Категория: К какой категории относятся реляты причинного отношения? Какого они рода? Рассмотрение категории релятов должно в первую очередь определить, по каким признакам события отличаются от фактов и т.п., а затем установить, какими признаками реляты должны обладать.
Фактически, есть два основных отличительных признака, к рассмотрению которых обычно прибегают. Первый — имманентность. События и проч. обычно считаются имманентными, тогда как факты обычно считаются трансцендентными. То есть событие закалывания Брутом Цезаря — это что-то конкретное, что произошло в определённом месте пространства-времени (в Сенате в мартовских идах), тогда как тот факт, что Брут заколол Цезаря, является чем-то абстрактным и не пространственно-временным. В этой связи возникает вопрос, требует ли причинность имманентных или трансцендентных релятов.
Второй из основных отличительных признаков, к рассмотрению которых обычно прибегают, — индивидуация. События иногда (хотя и не всегда) считаются сравнительно малодетализированными (coarse-grained) тогда как факты и проч. считаются сравнительно высокодетализированными (fine-grained) Например, событие произнесения Джоном «Привет!» может считаться тем же, что и событие громкого произнесения Джоном «Привет!», тогда как тот факт, что Джон сказал «Привет!», отличается от того факта, что Джон сказал «Привет!» громко. В этой связи возникает вопрос, требует ли причинность мало- или высокодетализированных релятов.
К счастью, вопросы о верной метафизике событий, фактов и прочих кандидатов на звание релятов здесь можно отложить и обратиться непосредственно к вопросам об имманентности и индивидуации релятов причинного отношения. Таким образом, проблему определения категории релятов на практике будет полезно заменить двумя вопросами: являются ли реляты имманентными (Раздел 1.1) и насколько детально они индивидуализированы (Раздел 1.2).
Число и роль: Каково число и какова роль релятов причинного отношения? Сколько их и какого рода работу они выполняют? Рассмотрение числа и роли релятов должно в первую очередь установить, чем определяется местность отношений в целом, и затем применить эти детерминанты к причинности.
Представление о наличии двух релятов часто допускается, но редко обосновывается. Исследованы три основных варианта, предполагающие контрастность. В соответствии с первым из этих вариантов, вдохновлённым работой ван Фраассена [van Fraassen 1980] о контрастном объяснении, причинные отношения предполагают различие действий. Согласно этому представлению, причинные отношения имеют форму: c является причиной e, а не e*. В соответствии со вторым из основных вариантов, основывающимся на работах Хичкока [Hitchcock 1993, 1995a, 1996] о вероятностной причинности, причинные отношения предполагают наличие у причины альтернативы. Согласно этому представлению, причинные отношения имеют форму: c, а не c* является причиной e. Третий из основных вариантов, отстаиваемый Шаффером [Schaffer 2005], предполагает как наличие у причины альтернативы, так и различие действий, и, таким образом, насчитывает четыре релята причинного отношения, приводя к форме: c, а не c* является причиной e, а не e*. В этой связи возникает вопрос, помогают ли контрасты (по отношению к причине и/или действию) решать проблемы и парадоксы (Раздел 1.3).
Исследованы три других основных варианта, предполагающие вторичные реляты. Первый из них, вдохновлённый утверждением Энском [Anscombe 1975] о том, что причинность является интенсиональным отношением, предполагает, что причинность относительна по отношению к описаниям первичных релятов. Согласно этому представлению, причинные отношения имеют форму: c является причиной e относительно D, где D — упорядоченная пара описаний (для c и для e). Второй из этих вариантов, получивший развитие главным образом в работе Пёрла [Pearl 2000] по каузальному моделированию, предполагает, что причинность относительна по отношению к определённого рода математическому представлению. Согласно этой трактовке, причинные отношения имеют форму: c является причиной e относительно M, где M — соответствующая каузальная модель ситуации. Третий из этих вариантов, восходящий корнями к работе Харта и Оноре [Hart and Honore 1985] и их трактовке причинности в праве, предполагает, что причинность относительна по отношению к нормальным состояниям, под которыми понимаются состояния, считающиеся «обычными» или «естественными» в противоположность ненормальным состояниям. Простейшая версия этого представления даёт: c является причиной e относительно N, где N — упорядоченная пара естественных исходов (по отношению к c и e). Все эти представления совместимы. Можно, например, считать, что причинные отношения имеют форму: c является причиной e относительно D, M и N. (Так, одна из областей проводимых в настоящее время касается объединения каузального моделирования с нормальными состояниями — см. критический обзор Бланчарда и Шаффера [Blanchard and Schaffer (forthcoming)].) В этой связи возникает вопрос, нужны ли вообще какие-то вторичные реляты, или все они составляют нежелательную потерю объективности или нежелательное отступление от якобы «очевидной бинарности» причинности (Раздел 1.3).
Допущения: Дискуссии как по поводу категории, так и по поводу числа и роли релятов причинного отношения содержат допущение единственности. В дискуссиях по поводу категории предполагается, что существует единственная категория сущности, из которой должны быть выведены все реляты причинного отношения. Можно, однако, утверждать, что обыденный язык позволяет описывать реляты в событийной (не полностью номинализованной (imperfect nominal)), фактуальной (полностью номинализованной) и других формах [Mackie 1974; Vendler 1984; Bennett 1988]. Так почему бы не поверить обыденному языку на слово и не позволить цвести тысячам релятов?
В дискуссиях же по поводу числа и роли предполагается, что существует единственное число, выражающее ту самую (the) местность. Можно, однако, вновь утверждать, что обыденный язык позволяет приписывать причинное отношение как при наличии у причины альтернативы, как при различии действий, так и без них [Hitchcock 1996]. Так почему бы не поверить обыденному языку на слово и не позволить причинности быть поливалентной?
Существует два основных аргумента в защиту единственности, первый из которых состоит в том, что она предупреждает возникновение неоднозначности [Menzies 1989a]. Если бы у двух релятов существовало четыре возможных варианта, могло бы показаться, что существует 24=16 «причинных» отношений (и даже больше, если бы существовало больше возможных вариантов, и/или релятов, и/или местностей). Тем не менее неясно, почему не могло бы существовать одного причинного отношения (однозначно обозначаемого термином «причинность»), которое допускало бы различные типы релятов. Ведь отношение тождества, например, может соотносить объекты, принадлежащие различным онтологическим категориям.
Второй аргумент в пользу единственности состоит в том, что она исключает таинственную гармонию [Mellor 1995]. Если бы существовала множественность причин-событий, причин-фактов и т.п., между ними должна была бы быть некая метафизическая гармония, поскольку между ними, конечно же, не должно было бы быть противоречий. То есть кажется, что такое событие, как удар битка по девятке, и тот факт, что биток ударил по девятке, должны иметь сопоставимые действия. Но если бы в основе не лежало какого-то единственного причинного отношения, ничто, кажется, эти действия не согласовывало бы. Тем не менее множественность причинных отношений, возможно, могла бы быть гармонизирована, если бы либо (i) одно из них было фундаментальным, а другие — производными, либо (ii) все они были бы производны от некоторого общего не-причинного основания, такого как регулярность событий.
1.1 Имманентность
Вопрос: Являются ли реляты причинного отношения имманентными или трансцендентными? То есть являются ли они конкретными и локализованными в пространстве-времени или абстрактными и не пространственно-временными?
Этот вопрос связан с вопросом о категории. Если реляты трансцендентны, они являются фактами. Если же они имманентны, тогда это — события или одни из других возможных кандидатов на роль релятов, таких как свойства, тропы или ситуации.
Фактически, по вопросу об имманентности обнаруживается три основных аргумента. Во-первых, существует аргумент от принуждения (pushing), который утверждает, что реляты должны быть имманентными, чтобы оказывать на вещи воздействие. Во-вторых, существует аргумент от отсутствия, который утверждает, что реляты должны быть трансцендентными, чтобы отсутствие могло участвовать в причинных отношениях. В-третьих, существует так называемый аргумент «рогатка», который утверждает, что реляты причинного отношения должны быть имманентными событиями, поскольку (согласно аргументу Фреге) существует только один трансцендентный факт: Истина.
Принуждение: Основной аргумент в пользу имманентности состоит в том, что только имманентные сущности могут взаимодействовать. Очень хорошую краткую формулировку этого аргумента приводит один из его оппонентов, Беннет: «Некоторые люди высказывали возражение, что факты не могут быть причиной чего-либо, поскольку они — объекты не того рода. Факт (говорят они) — это истинное суждение; он не является чем-то в мире, но скорее является чем-то о мире, и потому было бы категорически неверно отводить ему роль того, кто тянет, пихает, крутит и гнёт» [Bennett 1988, 22] (см. также [Hausman 1998]). Согласно аргументу от принуждения, только конкретные пространственно-временные сущности могут быть причинами и действиями.
Существует два основных ответа на аргумент от принуждения, первый из которых заключается в поиске замещающих имманентных сущностей. Замещающие имманентные сущности служат принуждающими факторами и соотносятся с причинными фактами, хотя и отличаются от них. В непосредственном продолжении приведённой выше цитаты именно для этой цели Беннетт привлекает объекты: «Такое представление основывается на ошибочном допущении, что каузальные утверждения должны описывать отношения между пихающим и понуждающим. Я признаю, что фактом нельзя ударить так же, как можно ударить локтем под ребро, — так факты себя не ведут, но мы знаем, чтó исполняет эту роль: локти. В нашем мире толкание, пихание и понуждение (forcing) осуществляется вещами — элементарными частицами или их совокупностями — а не некими релятами причинного отношения» [Bennett 1988, 22]. Меллор [Mellor 1995] предлагает похожий ответ, выдвигая на роль имманентного основания каузации посредством фактов положения дел (facta) (имманентные факторы истинности (truth-makers) для фактов).
Второй ответ на аргумент от принуждения состоит в обвинении в том, что этот аргумент опирается на наивную (до-юмовскую) концепцию причинности, требующую своего рода метафизического толчка или «силы». Если причинное отношение — это просто вопрос регулярности, то почему регулярности не может быть между фактами?
Отсутствие: Основной аргумент в пользу трансцендентности состоит в том, что отсутствие может участвовать в причинных отношениях. Отсутствие считается трансцендентной сущностью. Оно является ничем, не-произошедшим, а потому — не существующим в мире. Так, Меллор пишет: «В случае истинного каузального утверждения "Е, потому что С", нет нужды утверждать существование обозначаемого этими "С" и "Е". Его можно отрицать… Они являются негативными экзистенциальными утверждениями, истинными в силу не-существования обозначаемого ими...» [Mellor 1995, 132]. Здесь Меллор утверждает, что в случае, когда скалолаз Дон не погиб, потому что не упал, не-падение Дона и его не-гибель причинно связаны, хотя нет ни событий, ни иных имманентных сущностей, которые могли бы находиться в причинном отношении.
Существует два основных ответа на аргумент от отсутствия, первый из которых состоит в отрицании того, что отсутствие может вступать в отношение причинности. В этой связи Армстронг заявляет: «Бездействия и т.п. не являются частью реально движущих сил в природе. Всякая ситуация причинного отношения фактически развивается в силу наличия одних только позитивных факторов» [Armstrong 1999, 177] (см. также [Beebee 2004a] и [Moore 2009]). Теоретик, который отрицает каузацию отсутствием, может добавить некий примирительный кодицилл о том, что отсутствие может вступать в причинно-подобные отношения. Так, Доу [Dowe 2000, 2001] развивает представление об эрзац-причинности (причинности*), чтобы оправдать наличие у нас интуиций о том, что отсутствие может быть настоящей причиной.
Второй ответ на аргумент от отсутствия состоит в отрицании того, что отсутствие трансцендентно. Один из способов сделать это — допустить существование негативных свойств и представить отсутствие как событие, в котором объект проявляет негативное свойство. Так, проявленное Доном не-падение в момент t0 можно считать имманентным событием и причиной последующего имманентного события проявления Доном не-гибели в момент t1. Второй способ, которым можно было бы отрицать трансцендентность отсутствия, — считать утверждения об отсутствии лишь способом описать то, что происходит, как это советуют делать Харт и Оноре: «Поправка здесь состоит в том, чтобы понять, что негативные утверждения, такие как "Он не поймал сигнал", являются, как и утвердительные формулировки, способами описания мира, хотя они описывают его по контрасту, а не по аналогии, как делают утвердительные высказывания» [Hart and Honore 1985, 38]. Так, то, что Дон не упал в момент t0, можно отождествить с тем, что в t0 он вцепился в скалу, а то, что Дон не погиб в момент t1, можно отождествить с тем, что он выжил в момент t1, — а эти события действительно связаны причинно.
Рогатка: Аргумент Дэвидсона в пользу имманентности — рогатка — это аргумент (от Фреге) о том, что существует только один факт: Истина. Если формулировать кратко, то аргумент строится следующим образом. Первое: пусть f1 и f2 — произвольные истинные факты. Тогда f1 логически эквивалентно тому факту, что {x: x=x & f1} = {x: x=x}. Более того, {x: x=x & f1} экстенсионально эквивалентно {x: x=x & f2}, и потому, посредством замены, f1 логически эквивалентно тому факту, что {x: x=x & f2} = {x: x=x}. Но это логически эквивалентно f2, и, таким образом, f1 и f2 (наши произвольно выбранные истинные факты) логически эквивалентны. Если бы все факты действительно были бы логически эквивалентны, они, конечно же, не годились бы на роль релятов причинного отношения [Davidson 1980b].
Основная стратегия защиты против аргумента рогатки — блокировать какой-либо из его принципов замены (см. [Mackie 1974; Menzies 1989; Mellor 1995]). Можно, например, отвергать логическую эквивалентность f1 и того факта, что {x: x=x & f1} = {x: x=x}. Или отрицать, что при замене друг на друга экстенсиональных эквивалентов {x: x=x & f1} и {x: x=x & f2} в контексте «…тот факт, что…» логическая эквивалентность сохраняется.
Более мягкая версия этой защиты — сказать, что некая внутренне непротиворечивая концепция фактов всё ещё остаётся защищённой от аргумента рогатки [Bennett 1988]. Иными словами, можно провести различие между фактами1, определёнными так, чтобы по отношению к ним замены в «рогатке» были справедливы, и фактами2, определёнными так, чтобы по отношению к ним по крайней мере некоторые из этих замен были неприменимы. И в таком случае факты, понимаемые в смысле фактов2, всё ещё могут служить релятами причинного отношения.
1.2 Индивидуация
Вопрос: Как индивидуированы реляты причинного отношения? Иными словами, если r1 и r2 — реляты причинного отношения, какие условия определяют, верно ли, что r1=r2?
Этот вопрос связан с вопросом о категории. Если реляты причинного отношения малодетализированы, то они — события какого-то определённого рода. Если же они высокодетализированы, тогда они — факты или одни из других возможных кандидатов на роль релятов, таких как свойства, тропы, ситуации или события иной масти.
Объединив рассмотрение вопросов об имманентности и индивидуации, можно в первом приближении наметить таблицу возможных позиций, лежащих в основе спора по поводу категории:
Слабая детализация | Высокая детализация | |
Имманентность | Дэвидсон | Ким, Льюис, Дрецке, etc. |
Трансцендентность | [не занято] | Беннетт, Меллор |
Однако данная таблица — лишь очень грубое первое приближение, поскольку в действительности детализация может иметь различную степень. Так что во втором приближении детализацию можно представить в виде континуума — от наиболее мало детализированной позиции Дэвидсона [Davidson 1980c], согласно которой реляты причинного отношения индивидуированы своими причинами и действиями, к умеренно детализированной позиции Кима [Kim 1976], согласно которой реляты причинного отношения индивидуированы сопряжённой с ними тройкой <объект, свойство, время>, и до чрезвычайно высокодетализированной позиции Беннетта [Bennett 1988], согласно которой реляты причинного отношения индивидуированы столь же детально, что и пропозиции.
Однако представление континуума Дэвидсона-Кима-Беннетта — всё ещё лишь приближение, поскольку на самом деле существуют и другие позиции, которые можно было бы представить точками на более широком континууме. Насколько на самом деле высокодетализированы события у Кима зависит от того, насколько детально индивидуированы свойства. Если принимать богатую трактовку свойств (индивидуированных столь же детально, что и предикаты, или по крайней мере столь же детально, что и необходимо коэкстенсивные предикаты), тогда кимовские события сравнительно высоко детализированы, тогда как если принимать бедную трактовку свойств (индивидуированных «естественными составными частями»), их детализация будет низкой. Насколько высокодетализированы факты у Беннетта зависит от того, насколько детально индивидуированы пропозиции. Если рассматривать пропозиции так, как их понимал Фреге, тогда факты Беннетта исключительно высоко детализированы; тогда как если рассматривать пропозиции так, как их понимал Рассел, тогда факты Беннета по степени своей детализации сопоставимы с событиями у Кима в случае богатой трактовки свойств. Более того, по слабости детализации позицию Дэвидсона обходит позиция Куайна [Quine 1985] (воспринятая Дэвидсоном в [Davidson 1985]), согласно которой индивидуация релятов причинного отношения определяется их пространственно-временным положением. И даже фрегеанский вариант позиции Беннетта по степени детализации уступает позиции Дрецке [Dretske 1977], согласно которой даже различие в расстановке акцента (как, например, между «Мария целует Джона» и «Мария целует Джона») приводит к различию релятов. Всё это вместе приводит нас к следующей картине:
Индивидуация: Низкая детализация → Высокая детализация
Конечно же, возможна и дальнейшая дифференциация по степени детализации.
Фактически же по вопросу об индивидуации обнаруживается три основных аргумента. Во-первых, существует аргумент от различий причин, который утверждает, что реляты должны быть высокодетализированными настолько, чтобы отражать различия в соотносимых причинах. Во-вторых, существует аргумент от транзитивности, который утверждает, что реляты должны высокодетализированными настолько, чтобы сохранять транзитивность. В-третьих, существует аргумент от методологии, который утверждает, что реляты должны быть малодетализированными, исходя из соображений стройности теории.
Различия причин: Первый из основных аргументов в пользу высокой детализации состоит в том, что высокодетализированные различия способны отразить различия причин. Возьмём пример, рассматриваемый Дэвидсоном: осмысленно утверждать, что «Причиной обрушения был не тот факт, что болт не выдержал, а тот факт, что он поддался столь внезапно и неожиданно» [Davidson 1980b, 161] (см. также [Kim 1976]). Тем самым предполагается, что вылет болта и внезапный вылет болта должны различаться в качестве релятов причинного отношения. Или возьмём пример из работы Льюиса [Lewis 1986b]: произнесение Джоном «Привет» должно отличаться от громкого произнесения Джоном «Привет», так как только первое является причиной того, что Фред приветствует Джона в ответ, и только последнее имеет причиной напряжённое состояние Джона. Согласно аргументу от различий причин, реляты должны быть высокодетализированными во избежание смешения взаимоисключающих причинных отношений.
Существует три основных ответа на аргумент от различия причин, первый из которых состоит в том, что выражение «являться причиной» может толковаться двояко — как в смысле причинности, так и в смысле объяснения. Утверждается, что аргумент от различий причин приводит лишь к различиям в объяснении [Davidson 1980b, 1980d; Strawson 1985]. Дэвидсон включает этот ответ в общую теорию причинности и объяснения, в рамках которой причинность выступает экстенсиональным отношением между малодетализированными событиями, тогда как объяснение выступает интенсиональным отношением между описываемыми малодетализированными событиями. Таким образом, напряжённое состояние Джона выступает причиной того, что Джон говорит «Привет», а отношение объяснения имеет место лишь тогда, когда мы описываем «Привет» как громкое или тихое. Наше суждение о том, что напряжённое состояние Джона не «является причиной» его произнесения «Привет», объясняется тем, что это заключено в самом объяснительном способе выражения (explanatory idiom).
Второй ответ на аргумент от различия причин состоит в том, что «…является причиной…» является интенсиональным контекстом [Anscombe 1975; Achinstein 1975, 1983; McDermott 1995]. Интенсиональный контекст не позволяет осуществлять замену кореферентных термов salva veritate. Таким образом, произнесение Джоном «Привет» может отсылать к тому же событию, что и громкое произнесение Джоном «Привет», однако подстановка одного описания вместо другого тем не менее может изменить истинностное значение каузального утверждения. И если так, тогда различные описания одного и того же релята могут приводить к различиям причин.
Третий ответ на аргумент от различий причин состоит в том, что он страдает преувеличениями. Похоже, что он требует гораздо более высокой степени детализации, чем представляли себе его сторонники. Возьмём пример из работы Акинстейна [Achinstein 1983]: может быть верным, что «То, что Сократ выпил цикуту на закате, стало причиной его смерти», однако ложно, что «То, что Сократ выпил цикуту на закате, стало причиной его смерти». А если так, аргумент от различий причин приводит к тому, что то, что Сократ выпил цикуту на закате, и то, что Сократ выпил цикуту на закате, должно быть различными релятами причинного отношения. И если так, тогда аргумент от различий причин в конечном счёте требует, чтобы позиция Дрецке была невероятно высокодетализирована, что можно рассматривать в качестве reductio.
Транзитивность: Второй из основных аргументов в пользу высокой детализации состоит в том, что она сохраняет транзитивность. Воспользуемся модифицированным примером из работы Вудворда [Woodward 1984] (см. также: [Ehring 1997; Paul 2000]): допустим, Том кладёт калиевую соль в камин (с), а затем Дик кидает в камин спичку, в результате чего в камине вспыхивает багряное пламя (d), которое затем распространяется и испепеляет Гарри (e). Сторонники теории малой детализации, кажется, должны признавать следующее нарушение транзитивности: то, что Том положил калиевую соль в камин, стало причиной вспышки багряного пламени в камине: c стало причиной d; вспышка багряного пламени в камине стала причиной испепеления Гарри: d стало причиной e; однако то, что Том положил калиевую соль в камин, не было причиной испепеления Гарри: c не было причиной e. Сторонники же теории высокой детализации могут провести различие между d1: огонь становится багряным в области r, и d2: огонь вспыхивает в r. И в таком случае c будет причиной d1 (но не d2), d2 (но не d1) будет причиной e, и, таким образом, вывод по транзитивности о том, что c стало причиной e, не пройдёт.
Существует два основных ответа на аргумент от транзитивности, первый из которых состоит в том, чтобы сдержать удар. Иными словами, можно признать, что c действительно является причиной e: то, что Том положил калиевую соль в камин, действительно стало причиной испепеления Гарри. Наши интуиции, свидетельствующие об обратном, можно списать на указанное выше смешение каузального и объясняющего способов выражения (causal and explanatory idioms). Наши интуиции, свидетельствующие об обратном, можно также объяснить исходя из прагматических оснований. Как отмечает Льюис в аналогичном контексте, мы склонны «смешивать вопросы о том, что к чему обычно приводит, с вопросами о том, что является причиной чего-то другого», несмотря на то, что «Всякий историк знает, что действия часто имеют неожиданные и нежелательные последствия» [Lewis 2000, 194–195].Второй ответ на аргумент от транзитивности состоит в отрицании транзитивности причинного отношения. Кажется, можно найти такие случаи нарушения транзитивности, которые не получится разрешить повышением детализации. Позаимствуем, скажем, пример из работы Холла [Hall 2000] (см. также [Hitchcock 2001]): допустим, вниз по склону прямо на голову туристу начинает катиться валун (c), что становится причиной того, что турист пригибается (d), что в свою очередь становится причиной, по которой турист выживает (e). Кажется, что c является причиной d, и что d является причиной e, и всё же кажется, что c не является причиной e, и что даже если разбить d на разные свойства, аспекты или что угодно другое, это никак не поможет. Но если так, то транзитивность в любом случае теряется.
Методология: Основной аргумент в пользу малой детализации состоит в том, что она методологически привлекательнее. Куайн [Quine 1985, 167] обвиняет концепции высокодетализированных релятов в том, что они обращаются к плохо индивидуированным и незнакомым сущностям, сам предлагая предельно мало детализированную (пространственно-временную) индивидуацию как основанную на твёрдых принципах и влекущую известные онтологические обязательства. И Дэвидсон [Davidson 1985] принимает концепцию Куайна как ту, что и «точнее», и «лучше», чем даже предшествующая концепция самого Дэвидсона [Davidson 1980b].
Существует два основных ответа на аргумент от методологии, первый из которых состоит в том, что некоторые концепции с высокой детализацией основаны на вполне твёрдых принципах. Так, например, в кимовской [Kim 1976] концепции высокодетализированных событий как реализаций свойств предлагается чёткий критерий индивидуации, а именно:
(∀x)(∀y) (Если x и y являются событиями, тогда x = y iff [Объект(x) = Объект(y) & Свойство(x) = Свойство(y) & Время(x) = Время(y)]).
(Отсюда прямо следует обобщение для n-арных отношений.) И при этом сущности, к которым происходит обращение (объекты, свойства и время) должны быть хорошо знакомы всем, за исключением, пожалуй, лишь самых суровых номиналистов. По сути, сам Куайн соглашался не только с тем, что высокодетализированная концепция Кима основана на в полной мере твёрдых принципах, но даже с тем, что её «всё ещё можно согласовать с той онтологией, которую я принял» [Quine 1985, 167].
Второй ответ на аргумент от методологии состоит в том, что неясно, почему такая гривуазность индивидуации или умножение сущностей должны дорого обходиться. Что касается индивидуации, мы принимаем физические объекты без каких-либо чётких принципов их индивидуации, так почему мы должны применять в отношении событий (или чего-то иного, что может служить релятом) более строгие стандарты? Что же касается умножения, то в случае редуктивной высокодетализированной концепции (как, например, концепции Льюиса [Lewis 1986b], трактующей события как трансмировые классы областей) на уровне её базовой онтологии умножения сущностей нет вовсе, коль скоро все её компоненты и так уже существуют. В случае же нередуктивной высокодетализированной концепции имеющееся в итоге умножение может по-прежнему оставаться невинным. Настоящим методологическим грехом было бы умножение сущностей без необходимости, и потому, если в высокодетализированной индивидуации есть нужда (которая может возникнуть в случаях аргументов от различий причин и/или от транзитивности), постулирование таких сущностей методологически оправдано.
1.3 Местность отношения
Вопрос: Каково число и какова роль релятов причинного отношения? Иными словами, сколько их и какого рода работу каждый из них выполняет? Этот вопрос будет полезно разделить на подвопросы о том, следует ли вводить контрасты (Раздел 1.3.1) и следует ли вводить какие-либо вторичные реляты, такие как дескрипции, модели или нормальные состояния (Раздел 1.3.2).
1.3.1 Контрастность
Что касается контрастов, то здесь можно найти четыре основных аргумента. Во-первых, существует аргумент от поверхностной формы, который утверждает, что релятов причинного отношения должно быть два, чтобы они соответствовали поверхностной форме высказываний типа «короткое замыкание стало причиной пожара». Во-вторых, существует аргумент от определённости, который утверждает, что релятов причинного отношения должно быть четыре, чтобы отношения причинности были строго определены. В-третьих и в-четвёртых, существуют аргументы от ревизии имманентности и от ревизии индивидуации, которые утверждают, что релятов причинного отношения должно быть четыре, чтобы решить проблемы, связанные с отсутствием и с различиями причин, рассмотренные выше (в Разделах 1.1 и 1.2 соответственно).
Все аргументы, которые мы здесь рассмотрим, требуют либо двух, либо четырёх релятов (а не трёх). Действительно, против контрастностных концепций с тремя релятами можно выдвинуть возражение, что они исключают каузальные цепи. В каузальных цепях то, что является действием в первом звене, служит причиной во втором. А чтобы это было возможно, причину и действие должно быть возможно формально поменять местами: одна и та же структура должна сохраняться по обе стороны отношения. Предположим, первая кость домино сбивает вторую, которая затем сбивает третью. Сторонник бинарной теории может сказать, что опрокидывание первой кости (c) стало причиной опрокидывания второй (d), и что d в свою очередь стало причиной e — опрокидывания третьей кости. Сторонник кватернарной теории может сказать, что c, а не c* (сохранение первой костью вертикального положения), стало причиной d, а не d* (сохранения второй костью вертикального положения), и что d, а не d*, стало причиной e, а не e* (сохранения третьей костью вертикального положения). Однако если контрасты были бы только с одной стороны отношения, подобную цепь невозможно было бы построить. Звенья бы не подходили друг к другу.
Поверхностная форма: Основной аргумент в пользу бинарности состоит в том, что её выражает поверхностная форма каузальных утверждений. Каузальные утверждения вида «короткое замыкание стало причиной пожара» не содержат никаких явных отсылок к контрастам. Подобные утверждения можно без проблем высказать вне контекста (в самом начале разговора), и потому их не нужно предварять какими-либо контрастами или предпосылками. Отсюда, по-видимому, и происходит идея о том, что каузальность «очевидно бинарна». По сути, рассуждения такого рода наиболее ярко представлены у Дэвидсона [Davidson 1980b], пытающегося отыскать логическую форму подобных поверхностно-бинарных высказываний. В этой связи Дэвидсон отвергает смежное понятие каузальной релевантности, поскольку «Понятию "являться причиной в таком-то отношении" (‘cause as’), которое превратило бы причинность в отношение между тремя или четырьмя, а не двумя сущностями, не остаётся места» [Davidson 1993, 6].
Существует три основных ответа на аргумент от поверхностной формы, первый из которых состоит в том, что контрастностные поверхностные формы также существуют. Им соответствуют, например, такие утверждения, как «То, что Пэм бросила камень, а не гравий, стало причиной того, что окно разбилось вдребезги», «То, что Пэм бросила камень, стало причиной того, что окно разбилось вдребезги, а не треснуло», и даже их комбинация «То, что Пэм бросила камень, а не гравий, стало причиной того, что окно разбилось вдребезги, а не треснуло». Поверхностная форма, таким образом, как кажется, не даёт определённости [Hitchcock 1996].
Второй основной ответ на аргумент от поверхностной формы состоит в том, что поверхностная форма может быть редуцированной формой выражения более сложной логической формы. Так, фраза «Анна предпочитает шоколад» может использоваться в качестве редуцированной формы выражения утверждения о том, что Анна предпочитает шоколад ванили. В данном случае контраст не обязательно должен быть явно выражен или даже просто упомянут в разговоре ранее. Поверхностно-бинарные утверждения о предпочтениях можно делать вне контекста. Но если за бинарной поверхностью утверждений о предпочтениях может скрываться контрастностная логическая форма, то же может быть справедливо и для каузальных утверждений. В любом случае, как показывает история семантики, наивно и глупо было бы полагать, что поверхностный уровень обыденного языка отражает его логическую форму. Упомянем в этой связи работу Шаффера [Schaffer 2012], который обнаружил, что ряд контекстуальных зависимостей в каузальных рассуждениях объясняется имплицитной контрастностью.
Третий основной ответ — начать ревизию. Даже если бы в конечном итоге было доказано, что логическая форма каузальных атрибуций бинарна, логическая форма в любом случае не имела бы последнего слова в метафизике, поскольку она может предицировать такие свойства, которые у нас есть теоретические основания отвергать. Так, например, может показаться, что фраза «камень движется» предицирует свойство абсолютного движения, хотя, как было обнаружено физиками, такого просто не существует. И можно полагать, что точно так же, как утверждения о движении метафизически осмысленны только будучи релятивизированы к некоторой инерциальной системе отсчёта, каузальные утверждения метафизически осмысленны, только будучи релятивизированы к контрастам.
Определённость: Первый основной аргумент в пользу кватернарности состоит в том, что бинарные причинные отношения плохо определены. Предположим, Джейн курит в умеренных количествах, и у неё развивается рак лёгких. Является ли умеренное курение Джейн причиной её рака лёгких? Хичкок утверждает, что пока не установлены альтернативы причине, на этот вопрос не существует определённого ответа: «Решение этой загадки в том, что не существует некой той самой (the) каузальной релевантности умеренного курения к раку лёгких… В сравнении с заядлым курением это — негативная причина (предотвращение) рака лёгких; в сравнении с воздержанием, умеренное курение — позитивная причина (вызывание) рака лёгких… Отношения позитивной или негативной каузальной релевантности имеют место лишь относительно определённых альтернатив» [Hitchcock 1996, 402]. Аналогичные соображения можно привести в случае, когда требуется установить различие действий. Предположим, Пабло выбирает, окрасить ли ему холст синей, красной или зелёной краской. Является ли выбор Пабло в пользу синей, а не красной краски, причиной, по которой холст будет синим? Можно было бы сказать, что на этот вопрос всё ещё нет определённого ответа. Выбор Пабло в пользу синей, а не красной краски, является причиной, по которой холст будет синим, а не красным, но не является причиной, по которой холст будет синим, а не зелёным. Таким образом, можно сделать вывод, что чтобы каузальные утверждения имели определённые истинностные значения, требуется, чтобы контрасты имелись как у причин, так и у действий.
Основной ответ на аргумент от определённости состоит в том, что бинарные причинные отношения всё же определены строго. Этот ответ должен принимать форму приложения бинарной трактовки причинности к проблемным случаям, таким как случаи с курением или с картиной, и простого зачитывания получающегося истинностного значения, каким бы оно ни было. Так, например, можно считать, что простая контрфактическая трактовка причинности, в соответствии с которой мы проверяем, произойдёт ли е несмотря на то, что с не произошло, просто говорит о том, что курение является причиной развития у Джейн рака лёгких, а выбор синей краски Пабло является причиной того, что холст будет синим, — и точка.
Ревизия имманентности: Второй основной аргумент в пользу кватернарности требует ревизии имманентности и утверждает, что введение дополнительных аргументных мест позволит согласовать имманентность с каузацией отсутствием [Schaffer 2005]. Этого согласования можно попробовать достичь посредством такой трактовки утверждений об отсутствии, чтобы они задавали контраст сопряжённому с ними произошедшему событию. Например, выражение «то, что садовник не полил цветы, стало причиной того, что они завяли» следует понимать так: то, чем на самом деле занимался садовник (а именно, свершившееся событие просмотра телевизора) вместо того, чтобы поливать цветы (не-свершившееся событие, сопряжённое с произошедшим), стало причиной того, что цветы завяли, а не расцвели. И это утверждение вполне может быть истинным. Таким образом, все четыре релята могут рассматриваться как имманентные сущности, и даже утверждения о каузации отсутствием могут оказаться истинными. Действительно, в данном случае каузация отсутствием совершенно не требует никаких специально оговоренных условий (чем, как поясняет Доу [Dowe 2000], не может похвастаться, по сути, ни одна бинарная теория).
Основной ответ на аргумент от ревизии имманентности состоит в том, что имманентность не нуждается в ревизии. Не нужно согласовывать имманентность с отсутствием, и потому не нужно вводить дополнительных аргументных мест. Этот ответ может принимать форму отрицания имманентности (т.е. предпочтения фактов), форму отрицания того, что отсутствие может являться причиной, или форму утверждения, что отсутствие имманентно (Раздел 1.1).
Ревизия индивидуации: Третий основной аргумент в пользу кватернарности требует ревизии индивидуации и утверждает, что введение дополнительных аргументных мест смягчит аргумент от различий причин [Schaffer 2005]. Дело в том, что аргумент от различий причин страдает преувеличениями, требуя, чтобы то, что Сократ выпил цикуту на закате, и то, что Сократ выпил цикуту на закате, было различными релятами причинного отношения. Аргумент пытаются смягчить, трактуя фокальные различия в качестве контрастных различий. Соответственно, «То, что Сократ выпил цикуту на закате», должно пониматься как «То, что Сократ выпил цикуту на закате» (с), а не как «То, что Сократ выпил вино (сюда можно подставить и какую-нибудь другую контекстуально явную альтернативу тому, чтобы пить цикуту) на закате» (с*); тогда как «То, что Сократ выпил цикуту на закате» должно пониматься как «То, что Сократ выпил цикуту на закате» (с), а не как «То, что Сократ выпил цикуту на рассвете (сюда можно подставить и какую-нибудь другую контекстуально явную альтернативу осуществлению действия на закате)» (с*). И эти различные контрасты могут приводить к различным действиям. Таким образом, можно допустить, что фокальные различия приводят в результате к различиям причин, не приводя к каким-либо последствиям для индивидуации, тем более — к невероятно высокой детализации позиции Дрецке.
Основной ответ на аргумент от ревизии индивидуации состоит в том, что индивидуация не нуждается в ревизии. Не нужно смягчать аргумент от различий причин, и потому не нужно вводить дополнительных аргументных мест. Этот ответ может принимать форму поддержки дэвидсонианского различия причинности и каузального объяснения, форму признания того, что причинность является интенциональным отношением, или форму простого принятия позиции Дрецке относительно релятов (Раздел 1.2).
1.3.2 Вторичные реляты
Что касается вторичных релятов, то здесь можно найти три основных аргумента. Во-первых, существует аргумент от объективности, который утверждает, что любая релятивизация причинного отношения к описаниям, моделям или нормальным состояниям несовместима с объективностью причинности. Во-вторых, существует аргумент от успешности методов каузального моделирования, который утверждает, что причинность должна быть относительна по отношению к моделям, чтобы методы моделирования были применимы. В-третьих, утверждалось, что относительность по отношению к нормальным состояниям наилучшим образом позволяет объяснить наши интуиции по поводу ряда проблемных случаев. (Аргумент от поверхностной формы (Раздел 1.3.1) также может служить четвёртым аргументом против любых вторичных релятов.)
Объективность: Если оставить в стороне лингвистические вопросы, касающиеся поверхностной формы, основной аргумент против принятия описаний, моделей и/или нормальных состояний в качестве вторичных релятов состоит в том, что их принятие подрывает объективность причинности. Когда биток загоняет девятку в угловую лузу, кажется, что в мире существует объективная причинность. То, как мы описываем эти события, моделируем эту ситуацию или оцениваем тот или иной исход как «нормальный» или «не нормальный», кажется не относящимся к делу. Например, если в некоторой модели М взаимодействие оказывается не-причинным, отсюда вполне можно сделать вывод не о том, что взаимодействие является не-причинным относительно М, а о том, что сама эта М является неудачной моделью реальных, не зависящих от модели каузальных фактов.
Существует два основных (родственных) ответа на аргумент от объективности, первый из которых состоит в том, чтобы принять удар и отказаться от объективности причинности. К такому ответу может отчасти подтолкнуть мысль о том, что причинность, кажется, выпадает из фундаментальной физики (2.1.2). Второй, родственный этому ответ состоит в утверждении, что объективность всё ещё сохраняет широкий круг смежных понятий. Так, для обозначения того, что отображают каузальные модели, Хичкок обращается к понятию конкретной каузальной структуры (token causal structure), предполагая, что «мы можем позволить себе отдать на растерзание прагматическим критериям суждения о конкретных случаях причинности (judgments of token causation), не отказываясь при этом от объективности причинности в целом: объективность можно сохранить на уровне конкретной каузальной структуры» [Hitchcock 2007a, 504].
Каузальное моделирование: Пожалуй, главный аргумент в пользу релятивизма по отношению к моделям исходит из успешности методов каузального моделирования, разработанных, в частности, в трудах Спиртса, Глимура и Шейнса [Spirtes, Glymour, and Scheines 1993], Пёрла [Pearl 2000] и Халперна и Пёрла [Halpern and Pearl 2005]. Эти методы предлагают рабочие алгоритмы для отыскания причинных связей и приводят к стройной концепции типовых (type-level) отношений причинности. Разумным было бы, гласит аргумент, использовать подобные методы для разработки концепции (актуальной, конкретной (token)) причинности. Ретроградным, кажется, было бы поступать иначе. Но с учётом того, что различные модели приводят к различным каузальным суждениям, и с учётом того, что не существует какого-либо однозначного понимания того, что считать канонической моделью данной ситуации (по крайней мере, до сих пор такового не выработано), единственное, что, как кажется, остаётся, — это релятивизация каузальных отношений к моделям [Halpern and Pearl 2005, 85].
Существует по меньшей мере три ответа на аргумент от каузального моделирования, которые стоит отметить. Во-первых, можно выказать скептицизм по отношению к каузальному моделированию. Каузальное моделирование, несомненно, предлагает прекрасную эпистемологическую концепцию причинности, однако сомнительно, чтобы из неё следовали какие-либо метафизические выводы. Во-вторых, можно попробовать определить, что считать канонической моделью. В-третьих, можно предложить концепцию причинности, предполагающую использование квантора существования для моделей [Hitchcock 2001] или даже квантора всеобщности, что позволило бы улучшить методы моделирования без какого-либо дополнительного ущерба объективности.
Проблемные случаи: Пожалуй, главным аргументом в пользу релятивизма по отношению к описаниям и нормальным состояниям, который также выступает аргументом в пользу релятивизма по отношению к моделям, является полезность подобных дополнительных релятов в решении проблемных случаев. Аргумент этого типа охватывает широкий спектр предложений. Упомянем лишь несколько примеров: МакДермотт [McDermott 1995] встраивает релятивизм в отношении описаний в общую концепцию причинности, которая оказывается довольно-таки успешной. МакГрат [McGrath 2005] предположил, что наши интуиции о том, какие отсутствия являются причинами, могут зависеть от ожиданий в отношении тех, которые обычно имеются. Холл [Hall 2007] показал, что определённые различающиеся причинами случаи могут иметь изоморфные каузальные модели, так что методы моделирования сами могут требовать чего-то вроде различия нормального и не нормального, чтобы различать такие случаи. И Хичкок [Hitchcock 2007a] также использует модели с установленными нормальными состояниями для определения понятия замкнутой каузальной сети, которое он затем задействует в работе со многими из наиболее трудных случаев, рассматривающихся в литературе. (Более подробное обсуждение необходимости различия нормального и не нормального в рамках каузального моделирования см. в работах Халперна и Хичкока [Halpern and Hitchcock 2010; Halpern and Hitchcock forthcoming], а также Бланчарда и Шаффера [Blanchard and Schaffer forthcoming]). Сложно сказать об этих аргументах что-то ещё в общем, не зарываясь во все связанные с ними детали. Очевидно, что дальнейшее обсуждение этих аргументов зависит от детального обсуждения того, насколько эти теории успешнее своих конкурентов, а также от точной оценки того, стоит ли предлагаемое решение затрачиваемых на введение дополнительного релятивизма издержек.
2. Отношение
Вопрос: Что такое причинное отношение? Когда биток загоняет девятку в угловую лузу, что составляет основу имеющейся здесь причинной связи? Требуемая концепция причинного отношения должна показать, где пролегают каузальные пути, куда обращена стрела причинного отношения и что (если вообще что-либо) отличает причины от только лишь фоновых условий. Словом, оно должно выявить основание связи, направления и выделения.
Сетевая модель: Отношение причинности обычно понимается в контексте того, что Стюард [Steward 1997] (см. также [Beebee 2004]) называет «сетевой моделью». Сетевая модель содержит два основных компонента. Во-первых, она изображает причинное отношение в виде направленного отрезка, а реляты причинного отношения — в виде узлов. Во-вторых, сетевая модель изображает историю в виде огромной каузальной сети. В соответствии с сетевой моделью, с учётом некоторых реалистичных допущений, каузальная история е имеет форму огромного перевёрнутого дерева (хотя и такого, которое в конечном итоге вновь сужается к большому взрыву):
Описание связи — это описание отрезков; описание направления — это описание того, куда обращены стрелки. Выделение в сетевой модели будет выражаться в выделении цветом определённых узлов:
Сетевая модель без выделения реализуется, например, в виде нейронных диаграмм, популяризованных Льюисом. На нейронных диаграммах кружки отображают как возбуждаемые нейроны, так и происходящие события, а стрелки отображают как стимулируемые синапсы, так и получающееся причинное отношение.
Сетевая модель без выделения также может быть реализована в виде направленных ациклических графов, использующихся в каузальном моделировании для частичной визуализации моделей [Spirtes, Glymour, and Scheines 1993; Pearl 2000]. В направленных ациклических графах узлы отображают как переменные, имеющие ряд возможных значений, так и происшествия, имеющие ряд альтернатив, а дуги отображают как функциональное определение через структурные уравнения, так и отношение причинного порождения (causal parenthood). (Более подробное описание каузального моделирования см. в статье вероятностная причинность (англ.).)
(Нейронные диаграммы и направленные ациклические графы являются всё же различными реализациями сетевой модели. Нейроны отображают события, которые происходят или не происходят: они двузначны. Узлы же отображают переменные, которые могут принимать два, три и даже континуум различных значений. Синапсы отображают фактические причинные отношения. Дуги отображают пути возможного каузального влияния и не предполагают никакого фактического причинного отношения между фактическими значениями переменных. Сопоставления и основания предпочесть стратегию каузального моделирования см. в работе Хичкока [Hitchcock 2007b].)
Связь: Что составляет метафизическую основу причинной связи? Иными словами, в чём разница между причинно связанными и причинно несвязанными последовательностями?
Вопрос о связи занимает бóльшую часть обширной литературы, посвящённой причинности. Анализ причинности можно найти в терминах номологической классификации [Davidson 1980d; Kim 1973; Horwich 1987; Armstrong 1999], статистической корреляции [Good 1961, 1962; Suppes 1970; Spirtes, Glymour, and Scheines 1993; Kvart 1997, 2004; Pearl 2000; Hitchcock 2001], контрфактической зависимости [Lewis 1986a, 2000; Swain 1978; Menzies 1989b; McDermott 1995, 2002; Ganeri, Noordhof, and Ramachandran 1996; Yablo 2002; Sartorio 2005], агентной манипулятивности [Collingwood 1940; Gasking 1955; von Wright 1975; Price and Menzies 1993; Woodward 2003], последовательного изменения [Ducasse 1926], потока энергии [Fair 1979; Castaneda 1984], физических процессов [Russell 1948; Salmon 1984, 1998; Dowe 1992, 2000] и переноса свойств [Aronson 1971; Ehring 1997; Kistler 1998]. Также, помимо примитивизма [Anscombe 1975; Tooley 1987, 2004; Carroll 1994; Menzies 1996] и даже элиминативизма [Russell 1992; Quine 1966], можно обнаружить концепции, являющиеся гибридами некоторых из вышеприведённых [Fair 1979; Dowe 2000; Paul 2000; Schaffer 2001; Hall 2004; Beebee 2004b].
К счастью, детали этих многочисленных и разнообразных концепций здесь можно опустить, поскольку все они, как правило, являются вариациями двух основных мотивов. Фактически, номологическая, статистическая, контрфактическая и агентная концепции, как правило, сходятся в случае индетерминизма. Все они трактуют связь в терминах вероятности: быть причиной — значит делать более вероятным. Концепции изменения, энергии, процесса и переноса сходятся в трактовке связи в терминах процесса: быть причиной — значит физически производить. Таким образом, значительную часть разногласий по поводу связи можно, фактически, свести к вопросу о том, идёт ли в случае связи речь о вероятности или о процессе (Раздел 2.1).
Направление: Что составляет метафизическую основу направления причинного отношения? Иными словами, чем отличаются последовательности, связанные отношением причины к действию, от тех, что связаны отношением действия к причине или отношением действия к совмещённому действию (joint effect) общей причины?
Обычно считается, что направление причинности сводится к направлению течения времени: причины возникают раньше своих действий [Hume 1975; Kant 1965; Beauchamp and Rosenberg 1981]. Однако такая темпоральная концепция перестала пользоваться популярностью в последнее время, и вместо неё было предложено несколько альтернатив, согласно которым направление причинности — это, например, направление разветвления [Reichenbach 1956; Horwich 1987; Papineau 1993; Dowe 2000], сверхдетерминации [Lewis 1979], независимости [Hausman 1998] и манипуляции [von Wright 1975; Price 1991, 1996; Woodward 2003]. Согласно этим альтернативным взглядам, совпадение причинной и темпоральной последовательностей — всего лишь контингентная особенность актуального мира или, по крайней мере, типичная особенность нашего участка мира. Таким образом, встаёт вопрос, является ли направление причинности темпоральным направлением или чем-то другим (Раздел 2.2).
Выделение: Что составляет метафизическую основу выделения причин (causal selection)? Иными словами, чем отличаются последовательности причин и действий, содержащие реальные причины, от тех, что содержат лишь фоновые условия?
Обычно считается, что для выделения нет объективного основания: выделение всегда обусловлено нашими интересами, прагматикой, и оно несистематично [Mill 1846; Lewis 1986a; Mackie 1974]. Такое представление об отсутствии объективного основания порою оспаривается, и тогда предлагаются альтернативы, основывающиеся на различии достаточного и необходимого [Ducasse 1926] или обычного (normal) и необычного (abnormal) [Hart and Honore 1985]. Возникает, таким образом, вопрос, существует ли какое-либо объективное различие между «инициирующими условиями» и «только лишь фоновыми условиями» (Раздел 2.3).
Допущения: Дискуссия по поводу каузальной связи содержит допущение единственности; должно иметься единственное метафизическое отношение причинной связанности, чтобы вопрос о природе этого отношения вообще можно было поставить. Тем не менее можно утверждать, что обыденный язык позволяет говорить о целом ряде нередуцируемых каузальных понятий, таких как «скоблить», «толкать», «мочить», «нести», «съедать» и т.п. [Anscombe 1975, 68]. Так почему бы не поверить обыденному языку на слово и не принять такую форму каузального плюрализма, в соответствии с которой «причина» будет рассматриваться как то, что позволяет лишь номинально сгруппировать метафизически различные отношения?
Можно было бы защитить единственность, сказав, что скобление, толкание, намачивание и проч. обладают реальным (а не только лишь номинальным) единством. Они имеют общие статистические, контрфактические, предсказательные, объяснительные и моральные последствия. Или можно было бы защитить единственность в качестве теоретического идеала. Даже если фактически имеющееся у нас понятие причинности в конечном итоге окажется тем, что Скирмс [Skyrms 1984] называет «приятной мешаниной» принципов (см. также [Sober 1985; Hall 2004]), это можно будет понимать как сигнал к концептуальной ревизии. Зачем же погрязать в мешанине вместо того, чтобы привести её в порядок?
2.1 Связь
Вопрос: Что составляет основу причинной связи? Идёт ли в данном случае речь о вероятности, процессе или некотором их гибриде? Является ли причинная связь примитивной и нередуцируемой? Или само это понятие — всего лишь народный миф?
И вероятностная, и процессуальная концепция, как представляется, сталкиваются с рядом систематических проблем, включая проблемы упреждения и безуспешности в случае вероятностной концепции и проблемы нарушения связи и ненадлежащей связи в случае процессуальной концепции (Раздел 2.1.1). Эти проблемы побуждают к развитию данных концепций и могут рассматриваться как мотивы поиска гибридной, примитивистской и элиминативистской альтернатив (Раздел 2.1.2).
2.1.1 Вероятность, процесс и проблемы
Упреждение: Одним из проблемных случаев вероятностной концепции, согласно которой исходная идея причинности — это идея повышения вероятности, является случай упреждения (preemption) (см., помимо прочих, [Good 1961, 1962; Lewis 1986a; Menzies 1989b; Collins, Hall, and Paul 2004; Paul and Hall 2013]). Предположим, что и Пэм, и Боб целят кирпичом в окно. И пока Боб медлит с броском, наблюдая за действиями Пэм, та бросает кирпич и разбивает окно вдребезги. Кажется, что бросок Пэм стал причиной того, что окно разбилось — именно её кирпич с треском разбил стекло. Однако бросок Пэм не обязательно должен повышать вероятность разбивания окна: если Боб — более опытный вандал, тогда бросок Пэм мог даже понизить вероятность разбивания окна. И потому кажется, что повышения вероятности не обязательно для причинности.
Такого рода упреждение (досрочное пресечение (early cutting)) можно изобразить следующей нейронной диаграммой:
Закрашенные кружочки отображают как возбуждение нейрона, так и осуществление события. Линия с кружком вместо стрелки отображает как тормозящую связь, так и предотвращение.
У сторонников вероятностной концепции есть три основных стратегии ответа на проблему упреждения, первая из которых — разложить ситуацию на промежуточные элементы [Lewis 1986a; Menzies 1989; Eells 1991; Ramachandran 1997; Kvart 1997; Noordhof 1999; Pearl 2000; Yablo 2002]. Этот подход обращается к промежуточным событиям и эволюции вероятности, чтобы обнаружить, в каком отношении упреждающая причина в действительности всё же повышает вероятность наступления действия. Например, если принять за факт, что Боб медлит с броском, то в таком случае бросок Пэм, как кажется, всё же повышает вероятность разбивания окна. Второй ответ, предлагаемый сторонниками вероятностной концепции на проблему упреждения, заключается в требовании точности [Rosen 1978; Lewis 1986a; Paul 2000; Coady 2004]. Этот подход обращается к точному времени и характеру наступления имевших место событий, пытаясь отыскать, какие особенности привнесла упреждающая причина. Например, если рассмотреть точное время и характер того, как разбилось окно, то бросок Пэм, как кажется, будет с самого начала повышать вероятность наступления этого события именно в таком его виде. Третий ответ — рассмотреть внутреннюю структуру [Lewis 1986a; Menzies 1996; Hall 2004]. Этот подход обращается к внутренней структуре упреждающего процесса, пытаясь отыскать, в каком отношении упреждающий процесс — даже если как таковой он не способствует повышению вероятности наступления действия — по крайней мере, по своей внутренней структуре подходит для повышения вероятности его наступления.
Неясно, как далеко позволяют продвинуться три эти стратегии. Существует обширная литература, посвящённая проблеме упреждения, содержащая громадное множество разнообразных контрпримеров и модификаций подходов. См. прекрасный обзор «густой кущи таких примеров» в работе Пола и Холла [Paul and Hall 2013, 5]. Справедливо будет сказать, что ни одна из имеющихся на сегодняшний день концепций не способна справиться со всеми случаями.
В особо трудных случаях, в случаях превосходства (trumping) [Schaffer 2000a; Lewis 2000], утверждается, что упреждение может иметь место в отсутствие промежуточных элементов, на которые можно было бы разложить ситуацию, в отсутствие особенностей, которые можно было бы точно определить, и внутреннего несоответствия упреждающего процесса. Предположим, что законы магии гласят, что действие каждого первого заклинания, налагаемого в течение дня, осуществляется в полночь того же дня. Мерлин накладывает заклинание (первое за этот день), превращающее принца в лягушку, и Моргана накладывает заклинание (второе за этот день), превращающее принца в лягушку, и в полночь принц превращается в лягушку. Кажется, что причиной того, что принц превратился в лягушку, стало заклинание Мерлина — его заклинание было первым из наложенных за этот день, и именно эта особенность считается значимой для законов магии. Только заклинание Мерлина удовлетворяет условиям выдуманного закона природы. Но заклинание Мерлина не обязательно должно увеличивать вероятность превращения в лягушку: если Моргана — более опытный маг, тогда шансы превращения принца в лягушку были бы выше, оставь Мерлин работу Моргане. Не обязательно, чтобы во всей этой истории были какие-то промежуточные события — магия точно так же могла бы работать и напрямую. И не обязательно, чтобы напасть, обрушившаяся на принца, была хоть в чём-то отличной, оставь Мерлин работу Моргане. И наконец, заклинания Мерлина и Морганы кажется, совершенно не будут различаться по «внутреннему соответствию». По сути, единственное значимое различие между этими заклинаниями, по-видимому, будет внешним и состоять в том, чьё заклинание было первым.
Такого рода превосходящее упреждение (trumping preemption) можно изобразить следующей нейронной диаграммой [Paul and Hall 2013]:
Здесь предполагается, что нейроны могут загораться разными цветами (соответствующими различным возможным заклинаниям) и что в соответствии с законом, если один нейрон возбуждается несколькими другими, он загорается тем цветом, в какой окрашен самый большой из возбуждающих его нейронов (отображающий первое заклинание за этот день).
Третий ответ, в пользу которого выступали некоторые сторонники вероятностной концепции, состоит в том, чтобы сдержать удар. Можно утверждать, что здесь действие наступает не благодаря, но вопреки упреждающему процессу [Eells 1991; Mellor 1995]. Или можно утверждать, что по крайней мере в некоторых случаях «упреждающий процесс» в действительности является сверхдетерминирующей причиной. Так, например, Хичкок [Hitchcock 2011] утверждает, что контрастностный подход к причинности позволяет ухватить бóльшую часть интуитивно чувствующейся асимметрии случаев превосходства, рассматривая превзойдённое событие (заклинание Морганы) как сверхдетерминирующую причину исхода (превращения принца в лягушку).
Безуспешность: Вторым проблемным случаем для вероятностной концепции является случай безуспешности (fizzling). Предположим, что и Пэм, и Фрэд целят кирпичом в окно. Пэм совершает бросок и разбивает окно вдребезги, тогда как Фрэд просто уходит, бросает мимо или оказывается упреждён Пэм. Кажется, что прицеливание Фрэда не стало причиной разбивания окна — кирпич Фрэда даже не коснулся стекла. Может, однако, оказаться, что прицеливание Фрэда в действительности увеличило вероятность разбивания — если имелась некая ненулевая вероятность того, что Фрэд разобьёт окно, и некая не равная единице вероятность, что Пэм разобьёт окно, тогда прицеливание Фрэда также могло повысить опасность того, что окно разобьётся. Таким образом, кажется, что повышения вероятности недостаточно для причинности.
Вариант с безуспешностью, в котором Фрэд оказывается упреждён, может, разумеется, быть изображён нейронной диаграммой досрочного пресечения, приведённой выше, где Фрэд займёт место Боба.
Сторонники вероятностной концепции в ответе на случай безуспешности руководствуются теми же стратегиями, что и в случае упреждения, а именно разложением ситуации на промежуточные элементы, требованием точности и обращением к внутреннему соответствию [Menzies 1989b; Hitchcock 2004; Kvart 2004]. Например, если принять за факт, что Фрэд мажет, то бросок Фрэда всё же, по-видимому, не будет повышать вероятность разбивания окна. Или если рассмотреть точное время и характер разбивания окна, то бросок Фрэда всё же, по-видимому, не будет повышать вероятность такого разбивания окна. Или если обратиться к внутреннему характеру действий Фрэда, то эти действия, по-видимому, по своей внутренней структуре не будут соответствовать тому, чтобы быть причиной разбивания окна.
Неясно, как далеко позволяют продвинуться три эти стратегии. В случаях частичного совпадения (overlapping) [Schaffer 2000b] безуспешность может иметь место в отсутствие промежуточных элементов, на которые можно было бы разложить ситуацию, особенностей, которые можно было бы точно обозначить, и внутренних недостатков безуспешной не-причины. Предположим, Мерлин накладывает заклинание, имеющее 50% шанс превратить короля и принца в лягушек; Моргана накладывает заклинание, имеющее независимый 50% шанс превратить принца и королеву в лягушек; и далее король и принц, но не королева, превращаются в лягушек. Кажется, что заклинание Морганы не было причиной превращения принца в лягушку — тот факт, что королева осталась незаколдованной, показывает, что заклинание Морганы было безуспешным. Однако в данном случае заклинание Морганы повысило вероятность превращения принца в лягушку. Более того, не обязательно, чтобы во всей этой истории имелись какие-то промежуточные события (магия точно так же могла бы работать и напрямую). Не обязательно, чтобы напасть, обрушившаяся на принца, была бы хоть в чём-то отличной, сработай заклинание Морганы, а не Мерлина. И не обязательно, чтобы заклинание Морганы обладало каким-то внутренним недостатком (действительно, о том, что заклинание Морганы осталось безуспешным, свидетельствует лишь то внешнее обстоятельство, что королева осталась незаколдованной).
Такого рода случай частичного совпадения можно изобразить следующей нейронной диаграммой:
Здесь дуги с числами отображают сопряжённые действия (conjunctive effect) с определённой вероятностью.
Случаи упреждения и безуспешности можно использовать вместе для демонстрации того, что повышение вероятности (как бы оно ни интерпретировалось и ни уточнялось) систематически неспособно обеспечить необходимые или достаточные условия причинности. Более того, эти случаи могут навести на мысль, что когда речь идёт о связи — речь идёт о процессах (будь то физических или магических), а не о вероятностях. Упреждающая причина и действие связаны процессом, тогда как безуспешная не-причина и действие не связаны — достаточно взглянуть на диаграммы. Как пишет Армстронг, «Там, где на диаграмме есть стрелка, показывающая, что один нейрон вызывает возбуждение другого нейрона или делает его возбуждение неосуществимым, следует утверждать наличие подлинного двухчленного единичного отношения причинности между причиной и действием. Там, где нет такой стрелки, следует отрицать наличие какого-либо подобного отношения. Это — открытая дверь» [Armstrong 2004, 446].
Однако процессуальная концепция сталкивается со своими собственными проблемными случаями.
Нарушение связи: Одним из проблемных случаев процессуальной концепции, согласно которой исходная идея причинности — это идея физической связи, является нарушение связи (disconnection) [Ehring 1984; Schaffer 2000c; Lewis 2004; Hall 2004]. Предположим, что Пэм не бросает кирпич, а стреляет кирпичом в окно из катапульты. В таком случае представляется, что выстрел Пэм кирпичом из катапульты является причиной разбивания окна вдребезги — действительно, имеет ли в данном случае значение то, бросает ли Пэм кирпич или стреляет им из катапульты? Однако в последнем случае нет никакого процесса, связывающего спускание Пэм рычага и полёт кирпича сквозь окно, — их не связывает ни какой-либо соответствующий поток энергии-импульса, ни трек прохождения следов, ни устойчивый троп. Скорее защёлка здесь предотвращает запуск взведённой катапульты, а спускание Пэм рычага предотвращает предотвращение запуска защёлкой — и катапульта, таким образом, запускается. Процесс запуска для катапульты является исключительно внутренним.
Такого рода случай нарушения связи может быть изображён следующей нейронной диаграммой:
Основной ответ, который приводится в случаях нарушения связи, состоит в отрицании того, что они являются подлинными случаями причинности. В этой связи Аронсон предлагает: «Рассмотрим груз, прикреплённый к растянутой пружине. В определённый момент времени защёлка, удерживающая натянутую пружину, отпускается, и груз тут же начинает ускоряться. Может возникнуть соблазн сказать, что отпускание защёлки стало причиной ускорения груза. Но если так, тогда какое действие от отпускания защёлки передалось грузу? Конечно же, никакого» [Aronson 1971, 425] (см. также [Dowe 2001; Hall 2004]). Действительно, поскольку нарушения связи предполагают предотвращение того, что само предотвратило бы нечто третье, и поскольку предотвращение предполагает отсутствие, можно отрицать, что причинность может осуществляться через нарушение связи, исходя из того общего соображения, что каузация отсутствием невозможна [Moore 2009].Так, например, можно отрицать возможность того, чтобы причинная связь проходила через отсутствие защёлки.
Ненадлежащая связь: Вторым проблемным случаем процессуальной концепции является случай ненадлежащей связи (misconnection) [Hitchcock 1995b; Dowe 2000; Schaffer 2001]. Предположим, Пэм бросает кирпич в окно, тогда как ни в чём не повинный Том с ужасом за всем этим наблюдает или распыляет пурпурную краску в воздухе, через который летит кирпич Пэм. В этом случае кажется, что наблюдение или распыление краски Томом не является причиной разбивания окна. Однако процесс, связывающий наблюдение или распыление краски Томом с разбиванием окна, имеется. Если Том наблюдает, то его с разбиванием окна будут связывать фотоны. Если Том распыляет краску на летящий кирпич, то будет иметься трек прохождения пурпурной краски от баллончика с краской Тома к кирпичу, а от него — к окну. (Ненадлежащие связи можно подразделить на микросвязи, являющиеся связями не того масштаба, как в случае с фотонами, и псевдосвязи, являющиеся связями не того рода, как в случае с краской.)
В литературе можно найти два основных ответа на случаи ненадлежащей связи, первый из которых состоит в том, чтобы сдержать удар. В случае, когда фотоны связывают наблюдение Тома с разбиванием окна (как и в случаях микросвязей в целом), такую связь можно рассматривать как причинную, но вносящую столь пренебрежимо малый вклад, что вполне понятно, почему мы можем ею пренебречь. Наши интуиции, свидетельствующие об обратном, могут, опять же, в стиле Дэвидсона быть списаны на счёт смешения каузального и объяснительного способов выражения.
Второй из обнаруживаемых основных ответов на случаи ненадлежащей связи состоит в том, чтобы детализировать протекающие процессы. В случае, когда краска связывает её распыление Томом с разбиванием окна, путь краски и путь кирпича, влетающего в окно, можно считать различными и лишь случайно совпадающими [Dowe 2000]. Таким образом, можно отрицать наличие подлинного процесса, связывающего ненадлежащим образом связующую не-причину и действие.
Случаи нарушения связи и ненадлежащей связи можно использовать совместно для демонстрации того, что связь через процесс (как бы она ни интерпретировалась и ни уточнялась) систематически неспособна обеспечить необходимые или достаточные условия причинности. Более того, эти случаи могут навести на мысль, что когда речь идёт о связи — речь идёт о вероятностях, а не о процессах. Нарушающая связь причина (такая как спускание Пэм катапульты) и действие связаны вероятностью, тогда как ненадлежащим образом связующая не-причина (такая как невмешательство Тома или его распыление краски) и действие не связаны. Таким образом, сторонники вероятностной концепции могут потребовать реванша. Однако можно сделать и более общий вывод о том, что вероятностная и процессуальная концепции в лучшем случае являются лишь моментами более общей картины. Это может вдохновить на поиск гибридной концепции.
2.1.2 Гибриды, примитивизм и элиминативизм
Гибриды: Учитывая, что вероятностная и процессуальная концепции интуитивно кажутся правдоподобными, а также систематические проблемы, с которыми сталкивается каждая из них, некоторые современные теоретики предприняли поиск способов их согласования. Гибридные концепции стремятся синтезировать вероятностные и процессуальные концепции, сохранив то, что интуитивно представляется верным в обеих теориях, при этом справившись с проблемными для них случаями.
Наиболее тривиальные гибридные концепции просто сочленяют или расчленяют (conjoin or disjoin) вероятностные и процессуальные концепции или провозглашают неоднозначное отношение между этими понятиями [Hall 2004]. Однако применительно к вышеупомянутым четырём проблемным случаям такой подход кажется бесперспективным. Задействование одновременно как вероятности, так и процесса позволяет справиться со случаями безуспешности и ненадлежащей связи [Salmon 1997], поскольку в первом отсутствует связь через процесс, а в последнем — повышение вероятности. Но в силу тех же оснований это не позволяет справиться со случаями упреждения и нарушения связи, поскольку в первом отсутствует повышение вероятности, а в последнем — связь через процесс. (Сторонники сочленённой теории тем не менее могут воспользоваться одним из представленных выше ответов на случаи упреждения и нарушения связи.) Аналогичным образом задействование либо вероятности, либо процесса позволяет справиться со случаями упреждения и нарушения связи, но не со случаями безуспешности и ненадлежащей связи. (Сторонники расчленённой теории тем не менее могут воспользоваться одним из представленных выше ответов на эти проблемные случаи.)
Более изощрённые гибридные концепции пытаются объединить (to integrate) понятия вероятности и процесса, а не просто сочленить или расчленить их. Так, например, Фэйр [Fair 1979] в конечном итоге переходит от концепции потока энергии к концепции, в соответствии с которой связь понимается через контрфактические высказывания о потоке энергии. А Шаффер [Schaffer 2001] предлагает обобщение этого подхода, в соответствии с которым причинная связь понимается в терминах вероятности процессов. Гибридная концепция такого рода, по-видимому, справляется со всеми вышеназванными проблемными случаями. Упреждающая причина и нарушающая связь причина действительно повышают вероятность осуществления процесса, вызывающего действие, а безуспешная не-причина и ненадлежащим образом связывающая не-причина — нет.
Однако у гибридной концепции такого рода возникают трудности с «гибридными» проблемными случаями, такими как следующий [Schaffer 2001]. Предположим, что Пэм бросает кирпич в стенку аквариума, упреждая в том же самом Боба. Аквариум вдребезги разбивается, что предотвращает предотвращение стеклом разливания воды и становится причиной намокания ковра. Это — случай упреждения, включённый в случай нарушения связи. Кажется, что бросок Пэм стал причиной намокания ковра — аквариум разбился от её кирпича. Однако бросок Пэм не обязательно должен повышать вероятность процесса, вызывающего намокание. Если Боб — более опытный вандал, тогда бросок Пэм, упреждающий Боба, мог даже понизить вероятность процесса разливания. А прицеливание Боба также могло повысить вероятность процесса, вызывающего намокание, — прицеливание Боба могло повысить вероятность процесса разливания, угрожая целостности аквариума.
(Такой случай также является проблемным и в рамках концепции «двух понятий» в стиле Холла, поскольку обнаруживается, что бросок Пэм не удовлетворяет ни одному из двух понятий причинности, о которых говорит Холл.) Такого рода случай упреждающего нарушения связи можно изобразить следующей нейронной диаграммой:
Современная литература по проблемам причинности полна сложными гибридными случаями, включая случаи упреждающего предотвращения [McDermott 1995; Collins 2000], нарушений связи, включённых в более крупные цепочки [Hall 2004], и множество разнообразных вариаций случаев окольных упреждений [Paul and Hall 2013]. Ни одна из известных концепций причинности — гибридных или каких-либо ещё — не может справиться со всеми этими случаями. Так что неясно, в чём в конечном итоге состоит преимущество гибридных концепций.
Примитивизм: Проблемы, с которыми сталкиваются попытки анализа причинной связи, служат поводом для одного из основных аргументов в пользу примитивизма. Похоже, что есть какая-то системная ошибка, которая позволяет предположить, что причинность просто не поддаётся анализу.
Второй основной аргумент в пользу примитивизма состоит в том, что причинность занимает слишком уж видное место, чтобы её редуцировать. Считается, что вероятностная и процессуальная концепции (и гибридные концепции, если брать ещё шире) неизбежно приводят к кругу, поскольку понятия вероятности и процесса не могут быть поняты без отсылки к причинности. Что касается вероятности, то можно предположить, что и номологическая, и статистическая, и контрфактическая, и агентная версии этой теории таят в себе каузальные понятия. Причинное отношение может оказаться необходимым, чтобы отличить настоящие законы от случайных обобщений [Armstrong 1997], чтобы отличить те фоновые условия, которые должны оставаться неизменными при статистической оценке, от тех, которые могут варьироваться [Cartwright 1983], чтобы отличить те фоновые условия, которые могут оставаться неизменными при контрфактических допущениях, от тех, которые могут варьироваться [Kvart 1986], и чтобы объяснить понятие агентного вмешательства [Hausman 1998]. Что касается процесса, то можно предположить, что процесс — это и есть ни что иное, как причинная последовательность; словами Сэйра, «Каузальный процесс, хотя он может быть и непрерывным, состоит из индивидуальных событий, связанных с другими в каузальной цепи… И именно благодаря этим связям между элементами каузальных рядов мы имеем возможность делать выводы, позволяющие описывать каузальные процессы» [Sayre 1977, 206].
В самом деле, примитивист мог бы добавить, что понятие события (или чего-то другого, чем могут считаться реляты причинного отношения) нельзя объяснить без отсылки к причинности, поскольку сами свойства индивидуированы своими каузальными ролями [Shoemaker 1980, 1998; Ellis 1999]. Как отмечает в этой связи Кэрролл, «Что касается нашего концептуального аппарата в целом, причинность находится в самом центре его центра» [Carroll 1994, 118]. Таким образом, можно полагать, что анализ причинности невозможен, поскольку у нас нет более фундаментальных понятий.
В качестве третьего основного аргумента в пользу примитивизма утверждалось, что существуют миры, отличные от нашего исключительно в каузальном отношении [Armstrong 1983; Tooley 1987; Carroll 1994]. Предположим, что в соответствии с одним из законов магии всякое заклинание накладывается с вероятностью 0.5, что как Мерлин, так и Моргана используют заклинание, превращающее принца в лягушку в полночь, и что в полночь принц превращается в лягушку. Это можно интуитивно понять так, что существует три различных возможных ситуации: первая, в которой причиной превращения в лягушку является только заклинание Мерлина, вторая, в которой причиной этого является только заклинание Морганы, и третья, в которой оба заклинания являются такой причиной. Во всех трёх возможных ситуациях имеют место одни и те же законы и структура событий. И потому интуитивно отсюда можно попробовать сделать вывод, что каузальность онтологически фундаментальна.
Но есть также и три основных аргумента против примитивизма, первый из которых восходит к Юму и утверждает, что примитивизм противоречит существованию знания о причинных отношениях. В конце концов, можно утверждать (в духе Юма), что всё, что мы можем наблюдать, это последовательности событий, и потому нам никогда не удастся познать что-либо о причинной связи, если эта связь есть нечто сверх и помимо таких последовательностей. На это примитивист мог бы ответить, либо что такие примитивные связи могут быть наблюдаемы непосредственно, по крайней мере в некоторых подходящих случаях, таких как желание или давление на тело [Anscombe 1975, Strawson 1985, Fales 1990, Armstrong 1997]; либо что о примитивных связях можно заключить теоретически через заключение к лучшему объяснению [Tooley 1987].
Второй основной аргумент против примитивизма состоит в том, что примитивная причинность — странный вид примитивной модальности. Поскольку причинные отношения, как предполагается, являются необходимыми связями в природе, и поскольку предпочтительной обычно является редукция модального к фактически наличному (to the occurrent), постольку имеются и общие основания для отказа от всякого примитивизма в отношении причинности.
Третий основной аргумент против примитивизма состоит в том, что последний ведёт к элиминативизму. Поскольку если выбор стоит: либо нередуцируемая причинность, либо никакая — следует задаться вопросом, может ли вариант «никакая» быть лучше. Ведь если в науке есть критерий, определяющий, какие базовые контингентные сущности мы должны признавать, должен возникнуть вопрос, можно ли заниматься наукой без какой-либо примитивной причинности, чем бы она ни была. Можно сделать вывод, что расхожее понятие причинности должно быть либо редуцировано, либо элиминировано.
Элиминативизм: Последняя концепция причинной связи, которую мы рассмотрим, это концепция элиминативизма. Как возвестил Рассел, «Закон причинности <…> есть пережиток былой эпохи, уцелевший, как и монархия, лишь потому, что ошибочно считается безвредным» [Russell 1992, 193]. Элиминативист видит в понятии причинности наивно анимистическую проекцию агентности на мир, которая должна уступить место более совершенной научной программе.
Основной аргумент в пользу элиминативизма состоит в том, что наука не нуждается в причинности. Понятие причинности представляется в научном отношении ретроградным пережитком доисторической метафизики. Как утверждает Рассел, «В движениях взаимно притягивающихся тел нет ничего, что может быть названо причиной, и ничего, что может быть названо действием; есть только формула» [Russell 1992, 202] (см. также [Quine 1966]). Считается, что дифференциальные уравнения современной физики не оставляют причинам места или, по крайней мере, не нуждаются в них.
Аргумент Рассела может быть успешен против примитивистской трактовки причинности, однако редукционист может ответить, что причинность всё же сводится к почитаемым научном мире сущностям. В этом отношении термины «событие», «закон», «причина» и «объяснение» оказываются в одинаковом положении. Эти номические термины служат целям систематического постижения науки, хотя сами они не встречаются в уравнениях. С этой точки зрения аргумент Рассела может показаться сродни нелепому утверждению, что математика элиминировала переменные, поскольку термин «переменная» не встречается в уравнениях.
Основное возражение против элиминативизма состоит в том, что причинность слишком важна, чтобы её элиминировать. Многие современные философы считают, что причинность требуется для анализа метафизических понятий, таких как «постоянство», научных понятий, таких как «объяснение» и «диспозиция», эпистемических понятий, таких как «восприятие» и «обоснование», этических понятий, таких как «действие» и «ответственность», психологических понятий, таких как «функциональная роль» и «концептуальное содержание», и лингвистических понятий, таких как «референция». Элиминация не просто неоправданна, она была бы катастрофичной. Таким образом, кажется, что аргументы против примитивизма и элиминативизма возвращают нас к редукционистской концепции причинности и тем самым — вновь к вероятностной и процессуальной концепциям и производным от них.
Хотя, возможно, существует и некая золотая середина между безнадёжной задачей концептуального анализа — с одной стороны, и концептуальной катастрофой примитивизма/элиминативизма — с другой. Не следует всё же смешивать перспективы концептуального анализа с перспективами онтологической редукции. Вполне возможно, что наше понятие причинности — как нечто, принадлежащее нашему уму — неопределимо через другие понятия (такой концептуальный анализ в любом случае можно было бы считать полезным). Но в то же время возможно, что причинное отношение — как нечто, существующее во внешнем мире — не является фундаментальным элементом реальности. Такая промежуточная позиция претендует на объяснение как неудач концептуального анализа, так и исчезновения причинности из фундаментальной физики (более подробное обсуждение см. в [Schaffer 2007, 872–873]).
2.2 Направление
Вопрос: Что является основанием направления причинности? Служит ли им направление времени или что-либо ещё, как, например, направление разветвления, направление сверхдетерминации, направление независимости или направление манипуляции? Является ли направленность причинности примитивной, нередуцируемой? Или вера в направленность причинности — всего лишь народный миф или, возможно, проекция нашего опыта как человеческих агентов на мир, в котором отсутствует направленность?
Фактически можно найти шесть основных аргументов по вопросу о том, можно ли идентифицировать направление причинности с направлением времени. Во-первых, существует аргумент от воспрепятствования, который утверждает, что каузальный порядок должен быть темпоральным порядком, поскольку иначе может получиться так, что действие возникнет, а затем его причина будет предотвращена. Во-вторых, существует аргумент от путешествия во времени, который утверждает, что путешествия во времени возможны, и потому каузальный порядок не должен быть темпоральным порядком. В-третьих, существует аргумент от одновременной каузации, который утверждает, что каузальный порядок не должен быть темпоральным порядком, поскольку причина и действие могут происходить одновременно. В-четвёртых, существует аргумент от совмещённых действий (joint effects), который утверждает, что анализ каузального порядка как темпорального порядка ничего не даёт, поскольку существуют случаи совмещённых действий, в которых упорядоченная во времени связь имеет место в отсутствие причинности. В-пятых, существует аргумент от физики, который утверждает, что существуют различные физические гипотезы, предполагающие обратную каузацию, и потому каузальный порядок не должен быть темпоральным порядком. В-шестых, существует аргумент от каузальной теории времени, который утверждает, что каузальный порядок является темпоральным порядком, но лишь потому, что темпоральный порядок следует анализировать в терминах каузального порядка, а не наоборот.
Воспрепятствование: Основной аргумент в пользу того, что каузальный порядок является темпоральным порядком, — это аргумент воспрепятствования [Black 1956]. Мэки разъясняет этот аргумент, обращаясь к гипотетическому случаю обратной каузации, в котором предполагаемый ясновидящий в понедельник создаёт рисунок по образцу, который будет изготовлен только во вторник: «Однако в каждом случае после того, как рисунок создан, возможно, что кто-либо или что-либо вмешается и не позволит изготовить соответствующий образец. Следовательно, во всех случаях детали рисунка не могут зависеть от образца: гипотеза предвидения должна быть ложной даже в тех случаях, когда станок не остановлен, когда образец действительно изготавливается и оказывается в точности таким, как изображено на рисунке» [Mackie 1974, 178]. Таким образом, обратная во времени каузация считается невозможной.
Существует два основных ответа на аргумент воспрепятствования. Первый, предложенный Даммитом [Dummett 1964], состоит в указании на то, что данный аргумент применим лишь к случаям, в которых возможно человеческое вмешательство. Но что может предотвратить обратную каузацию, когда человеческое вмешательство исключено?
Второй основной ответ на аргумент воспрепятствования состоит в том, что он предполагает внутренне противоречивое смешение детерминизма и индетерминизма. Если мир детерминистичен, тогда препятствующее вмешательство невозможно, поскольку возникновение будущей причины будет заведомо определено. Если же мир индетерминистичен, тогда препятствующее вмешательство возможно, но оно уже не будет вызывать проблем, поскольку такой случай можно будет свести к случаю, когда более раннее событие (например, создание ясновидящим рисунка) возникает беспричинно и индетерминистично.
Путешествие во времени: Первый из основных аргументов против того, чтобы каузальный порядок был темпоральным порядком, состоит в том, что обратная во времени каузация возможна в таких случаях, как путешествие во времени. Кажется метафизически возможным, чтобы то, что путешественник во времени зашёл в машину времени в момент t1, стало причиной того, что он вышел из машины времени в некий более ранний момент t0. Действительно, это кажется номологически возможным, поскольку Гёделем было доказано, что существуют решения уравнений Эйнштейна, допускающие петлевые траектории: «Путешествуя на космическом корабле [в мире, управляемом уравнениями Эйнштейна,] можно путешествовать в любую область прошлого, настоящего или будущего и обратно точно так же, как в иных мирах возможно путешествовать к отдалённым частям пространства» [Gödel 1949, 560].
Существует три основных ответа на аргумент путешествий во времени. Первый ответ состоит в том, что путешествие во времени внутренне противоречиво. Здесь можно сослаться на множество различных внутренних противоречий, в том числе на самопротиворечивость изменения того, что уже твёрдо установлено (каузация в прошлое), одновременной возможности и невозможности убить собственного предка, порождения каузальной петли и тем самым — рефлексивного отношения «самокаузации», или порождения самопротиворечивого распределения вероятностей [Mellor 1995]. Гёделевское доказательство можно отбросить как исключительно математический артефакт, не отражающий никакого возможного положения дел.
Второй ответ на аргумент путешествия во времени состоит в том, что путешествие во времени всё же может осуществляться посредством таких каузальных шагов, которые локально обращены в будущее. Действительно, именно это и происходит в номологически возможных случаях, обнаруженных Гёделем; пространство-время топологически структурировано таким образом, что ряд локально обращённых в будущее шагов создаёт путь, в глобальном отношении ведущий в обратном направлении. Это совместимо с признанием каузального порядка темпоральным порядком, по крайней мере, на уровне каждого отдельного шага. Не исключено, что как каузальный порядок, так и темпоральный порядок могут не обладать глобальной ориентацией.
Третий ответ на аргумент путешествия во времени состоит в том, что всякий предполагаемый случай путешествия во времени допускает переописание в терминах направленности в будущее. Вместо того чтобы говорить о путешественнике во времени, который заходит в машину в момент t1 и выходит из неё в момент t0, можно переописать ту же самую ситуацию в терминах спонтанного рождения одного индивида в момент t0 и спонтанного исчезновения другого в момент t1, объясняя корреляцию их разнообразных ментальных и физических состояний простым совпадением.
Одновременная каузация: Второй основной аргумент против того, чтобы каузальный порядок был темпоральным порядком, состоит в утверждении возможности одновременной каузации. Действительно, одновременная каузация, как представляется, имеет место в актуальном мире — как, например, в случае, когда железный шар давит на подушку [Kant 1965; Taylor 1966; Brand 1980].
Основной ответ на аргумент одновременной каузации состоит в том, что случаи, которые, как кажется, служат её примером, описываются неверно [Mellor 1995]. Железному шару требуется какое-то время, чтобы продавить подушку, и в целом всем телам требуется время, чтобы сообщить свои движения. Они не являются абсолютно твёрдыми телами, по крайней мере, ни в одном из номологически возможных миров. Без интуитивной поддержки такого рода случаев аргумент одновременной каузации можно упрекнуть в том, что он предрешает вопрос. В этой связи могут возникнуть вопросы о релевантности представимого, но физически невозможного случая.
Физика: Третий основной аргумент против того, чтобы каузальный порядок был темпоральным порядком, — это аргумент от физики. Физики минувшего столетия разработали множество различных теорий, предполагающих обратную каузацию, в том числе теорию излучения Уилера-Фейнмана, фейнмановскую теорию тахиона и его теорию позитронов как электронов, движущихся назад во времени, а также «квантовое рукопожатие» де Борегара, служащее объяснением нарушения неравенств Белла. И хотя ни одна из этих теорий сегодня не пользуется большим доверием, то, что они были серьёзными физическими гипотезами (по крайней мере, однажды), как кажется, говорит о том, что они, по крайней мере, могли бы быть правдой [Horwich 1987; Dowe 2000].
Существует два основных ответа на аргумент от физики, первый из которых состоит в том, чтобы отвергнуть эти теории. Возможно, все эти теории в конечном итоге ложны или даже таят в себе противоречия. Возможность переописания в терминах направленности в будущее, упомянутого при рассмотрении путешествия во времени, выступает здесь на передний план, поскольку сторонник темпорального порядка может утверждать, что переописание в терминах направленности в будущее всегда возможно и всегда предпочтительнее.
Второй ответ на аргумент от физики состоит в том, что он страдает преувеличениями. Может не обнаружиться ни одной внутренне согласованной концепции каузального порядка, совместимой со всеми этими теориями. В частности, модель нарушения неравенств Белла с обратной каузацией предполагает такую стрелу обратной каузации, которая, как кажется, не является ни одним из зубцов расходящейся в прошлое вилки, ни каким-то особым сверхдетерминантом будущего, ни рычагом манипулирования прошлым. Таким образом, аргумент от физики может свестись к простому tu quoque.
Иного рода аргумент от физики обращается не к теориям, предполагающим обратную каузацию, а скорее к отсутствию в современной физике какого-либо подходящего типа асимметрии (темпоральной или какой-либо другой). Отсюда делается вывод, что сама реальность может быть симметрична во времени и что всяким представлением о направлении причинных отношений мы обязаны проекции нашего опыта в роли агентов [Price 1996, 2007]. В качестве альтернативы можно утверждать, что в физике действительно вводится реальная направленность — возможно, посредством «гипотезы прошлого» Альберта [Albert 2000; Loewer 2007; Kutach 2007] — однако такая, которая связана с направленностью времени лишь случайным образом.
Совмещённые действия: Третий основной аргумент против того, чтобы каузальный порядок был темпоральным порядком, — проблема совмещённых действий [Lewis 1986a]. Предположим, что падение атмосферного давления в момент t0 стало причиной как падения стрелки барометра в момент t1, так и грозы в момент t2. В таком случае опускание стрелки барометра и гроза причинно связаны и упорядочены во времени, хотя и не находятся в причинном отношении, но скорее представляют собой совмещённые действия общей причины.
Этот случай можно изобразить следующей нейронной диаграммой:
Здесь порядок слева направо отображает темпоральный порядок.
Существует два основных ответа на аргумент от совмещённых действий, первый из которых состоит в том, чтобы для случаев со структурой совмещённых действий ввести некую дополнительную проверку, такую как проверка экранированием (см. [Reichenbach 1956; Suppes 1970] и др.). Направлением причинности в таком случае будет считаться неэкранируемое направление времени.
Второй основной ответ на аргумент от совмещённых действий состоит в том, чтобы ограничить применимость концепции темпорального порядка лишь случаями непосредственной связи. Как подсказывает нейронная диаграмма, совмещённые действия связаны лишь опосредованно, через их общую причину [Horwich 1987]. Если же выделить не опосредованные связи и обратиться именно к их темпоральному порядку, то получим стрелки от падения атмосферного давления как к падению стрелки барометра, так и к грозе, но не от барометра к грозе. Это будет соответствовать диаграмме.
Каузальная теория времени: Последний аргумент, который мы здесь рассмотрим, — это аргумент, согласно которому темпоральный порядок следует анализировать в терминах каузального порядка, но не наоборот [Kant 1965; Reichenbach 1956; Mellor 1981]. Этот аргумент идёт вразрез обоим стратегиям в том смысле, что из него следует, что каузальный порядок является темпоральным порядком (в противоположность аргументам от путешествия во времени, одновременной каузации и физики), но из него также следует, что каузальный порядок не может фундироваться темпоральным порядком — иначе получим порочный круг.
Основной ответ на аргумент от каузальной теории времени состоит, конечно же, в том, чтобы отвергнуть каузальную теорию времени. Направление времени должно пониматься в других терминах — возможно, в терминах внутренней физической асимметрии, связанной, например, с энтропией или распадом нейтрального каона, или, возможно, просто считаться примитивным [Maudlin 2007]. Хотя постольку, поскольку это направление считается примитивным, возникает соблазн заставить его работать по максимуму, в том числе — для понимания направления причинности.
2.3 Выделение
Вопрос: Что составляет основание выделения причин? Является ли различие между реальными причинами и только лишь фоновыми условиями исключительно произвольным и несистематичным? Или существует некое метафизическое основание выделения, связанное с различиями достаточности и необходимости, обычного и необычного или чего-либо другого?
(Следует отметить, что выделение часто связывается с идеей «той самой причины» («the cause»). Это, пожалуй, ошибка. Мы часто выделяем множество причин, действующих совместно. Например, в случае совмещённой каузации (joint causation), когда четверо грузчиков тащат рояль вверх по лестнице, будет естественным выделить усилия каждого отдельного грузчика в качестве реальной причины того, почему рояль оказывается на втором этаже (тем самым выделив четыре реальные причины), понижая при этом различные факторы, такие как наличие лестничной клетки, до статуса фоновых условий. «Та самая причина» по отношению к данному контексту просто отсылает к чему-то вроде наиболее заметной в данном контексте причины, точно так же, как «та самая собака» отсылает к чему-то вроде наиболее заметной в данном контексте собаки; всё дело в том, что означает «та самая» («the»), а отнюдь не в причинности и не в собаках, если уж на то пошло.)
Фактически обнаруживается четыре основных аргумента по вопросу о выделении. Во-первых, существует аргумент от произвола, который утверждает, что имеющаяся у нас практика выделения слишком произвольна, чтобы у неё имелось какое-либо реальное основание. Во-вторых, существует аргумент от предсказуемости, который утверждает, что имеющаяся у нас практика выделения слишком предсказуема, чтобы у неё отсутствовало некое реальное основание. В-третьих, существует аргумент от неотъемлемости, который утверждает, что у нас нет понятия причинности без выделения. В-четвёртых, существует аргумент от ревизии местности причинного отношения, который утверждает, что дополнительные реляты могли бы помочь согласовать три предыдущих аргумента.
Произвол: Основным аргументом в пользу тезиса об отсутствии реального основания выделения является аргумент Милля от произвола: «Ничто не демонстрирует отсутствие какого-либо научного основания для отличия причины некоторых явлений от их условий лучше, чем произвольный характер нашего выделения из числа условий того, которое мы решаем назвать причиной» [Mill 1846, 198]. Аргумент Милля завоевал большое доверие, и ему вторят современные авторы, как, например, Льюис: «Порой мы вычленяем одну из множества причин некоторого события и называем её "той самой" причиной (‘the’ cause), словно других причин у данного события нет. Или вычленяем в качестве тех самых "причин" (the ‘causes’) некоторые из них, называя прочие лишь "каузальными факторами" или "каузальными условиями"… Мы можем выделить необычные или экстраординарные причины, или те, которые контролируются человеком, или те, которые мы считаем хорошими или плохими, или просто те, о которых хотим поговорить. Мне нечего сказать об этих принципах пристрастной дискриминации» [Lewis 1986, 162]. Таким образом, сегодня выделение причин обычно отвергается как безосновательное, и теоретики стремятся очертить некую, эгалитарную концепцию причинности, которая не предпосылала бы некое выделение заведомо.
Предсказуемость: Основной аргумент против тезиса об отсутствии реального основания выделения утверждает, что наше выделение причин слишком предсказуемо, чтобы у него отсутствовало основание. Этот момент специально доказывается Хартом и Оноре, которые пишут: «В большинстве случаев, когда вспыхивает пожар, ни юристы, ни историки, ни обычные люди не станут утверждать, что причиной пожара было наличие кислорода, хотя без него пожара бы не было: они оставляют звание причины чему-то из разряда короткого замыкания, падения зажжённой сигареты или удара молнией… Очевидно, что при проведении такого различия наш выбор хотя и зависит от изменчивости контекста конкретных происшествий, он не является произвольным или случайным» [Hart and Honore 1985, 11].
Но в чём может состоять это различие между причинами и условиями? Дюкасс утверждает, что это — различие между достаточными причинами и необходимыми условиями: «Что касается сложившегося словоупотребления, то здесь противопоставление "причины" "условию" оказывается полезным и четко сформулированным. Причина некоторого явления — это такое изменение предшествующих ему обстоятельств, которого оказывается достаточным для его возникновения. В то время как условие некоторого явления — это такое изменение или, что чаще, состояние предшествующих ему обстоятельств, которое необходимо для его возникновения» [Ducasse 1969, 19]. Трудно, однако, понять, как это объясняет то, что в качестве причины мы выделяем короткое замыкание, а не наличие кислорода, ведь каждый из этих факторов кажется необходимым, и ни один из них — не достаточным.
Харт и Оноре утверждают, что причинами являются необычные ситуации и свободные действия, тогда как обычные ситуации и факторы, не предполагающие агентность, являются условиями: «Для отличия причин от условий первостепенное значение имеют два типа различий. Это различия между тем, что является необычным, и тем, что является обычным по отношению к любой выбранной вещи или предмету рассмотрения, и между свободным намеренным действием и всеми прочими условиями» [Hart and Honore 1985, 33]. Такой подход, кажется, лучше работает в отношении противопоставления короткого замыкания (являющегося необычным) и наличия кислорода (являющегося обычным), однако добивается этого ценой такой туманности положений, что между ним и тезисом об отсутствии реального основания выделения остаётся, как кажется, только словесное различие.
Неотъемлемость: Следующий аргумент против тезиса об отсутствии реального основания выделения состоит в том, что у нас нет понятия причинности, не предполагающего выделения. Как отмечают Харт и Оноре, «Отличие причины от всего лишь условий — неотъемлемая черта всякого рассуждения о причинности, и осмысленность каузальных выражений конституируется им в той же степени, что и предполагаемой отсылкой к общим правилам» [Hart and Honore 1985, 12] (см. также [Schaffer 2005]). Следствием этого аргумента является то, что тезис об отсутствии реального основания выделения лишает нас всякого интуитивного понимания понятия причины. Ибо как нам судить, имеется ли причинная связь в определённых случаях, таких как рассмотренные выше проблемные случаи или любые другие, если наши суждения страдают от содержащегося в них компонента несистематичного произвола?
Льюис пишет: «Меня интересует вопрос о том, что значит быть одной из причин (если не предполагать выделения). Моё исследование призвано охватить понятие причинности в широком и недискриминационном смысле» [Lewis 1986a, 162]. Не ясно, однако, есть ли у нас какое-либо подобное понятие, что ищет Льюис. По крайней мере, не ясно, может ли наше интуитивное понимание причинности свидетельствовать об этом «понятии в широком и недискриминационном смысле», когда влияние выделения причин пронизывает наши интуиции насквозь.
Ревизия местности: Последний аргумент, который мы рассмотрим в контексте вопроса о выделении причин, требует ревизии местности причинного отношения (Раздел 1.3) и утверждает, что дополнительные реляты причинного отношения могли бы помочь согласовать произвол и предсказуемость, а также объяснить неотъемлемость [Schaffer 2005, 2012]. Что в выделении произвольно, так это то, что разные люди в разных речевых контекстах будут не согласны по поводу того, что считать причиной, а что — фоновым условием. Если неизвестно, какой вопрос рассматривает говорящий, его выделение причин вполне может показаться произвольным. Что в выделении предсказуемо, так это то, что стоит лишь задать речевой контекст, и можно ожидать, что в вопросе о том, что считать причинами, а что — условиями, будет достигнуто широкое согласие. Если известно, какой вопрос рассматривает говорящий, его выделение причин будет казаться предсказуемым. Это позволяет предположить, что произвольно изменчивым является то, какие контрасты берутся в расчёт при данном рассмотрении, а предсказуемым является то, что считать реальной причиной относительно принятых в расчёт контрастов.
Мэки (сторонник бинарной теории) говорит о каузальном поле, по отношению к которому проводится выделение причин: «Каузальное утверждение будет являться ответом на каузальный вопрос, и вопрос "Что стало причиной этого взрыва?" можно раскрыть в виде "Что отличает те моменты времени или те случаи из некоторого ряда, где такого взрыва не произошло, от этого случая, где взрыв действительно произошёл?" Как причины, так и действия можно рассматривать как факторы отличия в рамках поля; всё, что является частью предполагаемого (но обычно не формулируемого явно) описания самого этого поля, будет в таком случае автоматически исключено из списка кандидатов на роль причины» [Mackie 1974, 35]. Сторонник контрастностной концепции может предложить естественное применение понятия каузального поля Мэки, трактуемого теперь как обозначающее такие аспекты ситуации, которые, как предполагается, наличествуют, но альтернативы (/контрасты) которым не рассматриваются. Это в особенности удобно для понимания выделения причин на фоне каузальных моделей, в которых лишь некоторые события вообще представлены переменными (у событий, представленных переменными, есть ряд альтернативных значений, тогда как у событий, не представленных вовсе, — нет).Вопрос о выделении причин, с чем согласится сторонник любой концепции, является отражением вопроса о том, о каких альтернативах идёт речь. Для сторонника кватернарной теории это выделение обуславливается значимостью контрастных релятов (в том числе тем, рассматриваются ли вообще какие-либо контрасты для данного фактора). Выделение, таким образом, оказывается неотъемлемым компонентом нашего понятия причинности. Для того, кто полагает, что причинность относительна по отношению к каузальной модели, выделение может аналогичным образом обуславливаться рядом событий, представленных в модели переменными (имеющими ряд альтернатив). В соответствии с этими концепциями, само понятие причинного отношения может быть определено строго лишь в свете контрастов и/или моделей, а выделение причин объясняется соответствующими дополнительными релятами.
Библиография
Achinstein, Peter (1975) “Causation, Transparency, and Emphasis,” Canadian Journal of Philosophy, 5: 1–23.
Achinstein, Peter (1983) The Nature of Explanation. Oxford: Oxford University Press.
Albert, David (2000) Time and Chance. Cambridge, MA: Harvard University Press.
Anscombe, G. E. M. (1975) “Causality and Determination,” in E. Sosa, ed., Causation and Conditionals. Oxford: Oxford University Press, pp. 63–81.
Armstrong, D. M. (1997) A World of States of Affairs. Cambridge: Cambridge University Press.
Armstrong, D. M. (1999) “The Open Door,” in H. Sankey, ed., Causation and Laws of Nature. Dordrecht: Kluwer Academic Publishers, pp. 175–85.
Armstrong, D. M. (2004) “Going through the Open Door Again: Counterfactual versus Singularist Theories of Causation,” in J. Collins, N. Hall, and L. A. Paul, eds., Causation and Counterfactuals. Cambridge, MA: The MIT Press, pp. 445–57.
Aronson, Jerrold (1971) “On the Grammar of ‘Cause’,” Synthese, 22: 414–30.
Beauchamp, Tom and Alex Rosenberg (1981) Hume and the Problem of Causation. Oxford: Oxford University Press.
Beebee, Helen (2004a), “Causing and Nothingness,” in J. Collins, N. Hall, and L. A. Paul, eds., Causation and Counterfactuals. Cambridge, MA: The MIT Press, pp. 291–308.
Beebee, Helen (2004b), “Chance-changing Causal Processes,” in P. Dowe and P. Noordhof, eds.,Cause and Chance: Causation in an Indeterministic World. London: Routledge, pp. 39–57.
Bennett, Jonathan (1988) Events and their Names. Indianapolis: Hackett Publishers.
Black, Max (1956) “Why Cannot an Effect Precede its Cause,” Analysis, 16: 49–58.
Blanchard, Thomas and Jonathan Schaffer (forthcoming), “Cause without Default,” in H. Beebee, C. Hitchcock, and H. Price, eds., Making a Difference. Oxford: Oxford University Press.
Brand, Myles (1980) “Simultaneous Causation,” in P. van Inwagen, ed., Time and Cause: Essays Presented to Richard Taylor. Dordrecht, D. Reidel Publishing, pp. 137–53.
Campbell, Keith (1990) Abstract Particulars. Oxford: Basil Blackwell.
Carroll, John (1994) Laws of Nature. Cambridge: Cambridge University Press.
Cartwright, Nancy (1983) How the Laws of Physics Lie. Oxford: Clarendon Press.
Castaneda, Hector-Neri (1984) “Causes, Causity, and Energy,” in P. French, T. Uehling, Jr., and H. Wettstein, eds., Midwest Studies in Philosophy IX. Minneapolis: University of Minnesota Press, pp. 17–27.
Coady, David (2004) “Preempting Preemption,” in J. Collins, N. Hall, and L. A. Paul, eds., Causation and Counterfactuals. Cambridge, MA: The MIT Press, pp. 325–40.
Collingwood, R. G. (1940) An Essay on Metaphysics. Oxford: Clarendon Press.
Collins, John (2000), “Preemptive Prevention,” Journal of Philosophy, 97: 223–34.
Collins, John, Ned Hall, and L. A. Paul (2004) “Counterfactuals and Causation: History, Problems, and Prospects,” in J. Collins, N. Hall, and L. A. Paul, eds., Causation and Counterfactuals. Cambridge, MA: The MIT Press, pp. 1–58.
Davidson, Donald (1980a) “Actions, Reasons, and Causes,” orig. 1963, in Essays on Actions and Events. Oxford: Clarendon Press, pp. 3–19.
Davidson, Donald (1980b) “Causal Relations,” orig. 1967, in Essays on Actions and Events. Oxford: Clarendon Press, pp. 149–62.
Davidson, Donald (1980c) “The Individuation of Events,” orig. 1969, in Essays on Actions and Events. Oxford: Clarendon Press, pp. 163–80.
Davidson, Donald (1980d) “Mental Events,” orig. 1970, in Essays on Actions and Events. Oxford: Clarendon Press pp. 207–27.
Davidson, Donald (1985) “Reply to Quine on Events,” in E. LePore and B. McLaughlin, eds., Actions and Events: Essays on the Philosophy of Donald Davidson. Oxford: Basil Blackwell, pp. 172–6.
Davidson, Donald (1993) “Thinking Causes,” in J. Heil and A. Mele, eds., Mental Causation. Oxford: Clarendon Press, pp. 3–17.
Dowe, Phil (1992) “Wesley Salmon's Process Theory of Causality and the Conserved Quantity Theory,” Philosophy of Science, 59: 195–216.
Dowe, Phil (2000) Physical Causation. Cambridge: Cambridge University Press.
Dowe, Phil (2001) “A Counterfactual Theory of Prevention and ‘Causation’ by Omission,” Australasian Journal of Philosophy, 79: 216–26.
Dretske, Fred (1977) “Referring to Events,” in P. French, T. Uehling, Jr., and H. Wettstein, eds., Midwest Studies in Philosophy II. Minneapolis: University of Minnesota Press, pp. 90–9.
Ducasse, C. J. (1926) “On the Nature and Observability of the Causal Relation,” Journal of Philosophy, 23: 57–68.
Dummett, Michael (1964) “Bringing About the Past,” Philosophical Review, 73: 338–59.
Eells, Ellery (1991) Probabilistic Causality. Cambridge: Cambridge University Press.
Ehring, Douglas (1986) “The Transference Theory of Causality,” Synthese, 67: 249–58.
Ehring, Douglas (1997) Causation and Persistence. Oxford: Oxford University Press.
Ellis, Brian (1999) “Causal Powers and Laws of Nature,” in H. Sankey, ed., Causation and Laws of Nature. Dordrecht: Kluwer Academic Publishers, pp. 19–34.
Fair, David (1979) “Causation and the Flow of Energy,” Erkenntnis, 14: 219–50.
Fales, Evan (1990) Causation and Universals. London: Routledge Press.
Ganeri, Jonardon, Paul Noordhof, and Murali Ramachandran (1996) “Counterfactuals and Preemptive Causation,” Analysis, 56: 219–25.
Gasking, Douglas (1955) “Causation and Recipes,” Mind, 64: 479–86.
Gödel, Kurt (1949) “A Remark about the Relationship between Relativity Theory and Idealistic Philosophy,” in P. Schilpp, ed., Albert Einstein: Philosopher-Scientist. La Salle: Open Court, pp. 557–62.
Good, I. J. (1961) “A Causal Calculus I,” British Journal for the Philosophy of Science, 11: 305–18.
Good, I. J. (1962) “A Causal Calculus II,” British Journal for the Philosophy of Science, 12: 43–51.
Hall, Ned (2000) “Causation and the Price of Transitivity,” Journal of Philosophy, 97: 198–222.
Hall, Ned (2004) “Two Concepts of Causation” in J. Collins, N. Hall, and L. A. Paul, eds., Causation and Counterfactuals. Cambridge, MA: The MIT Press, pp. 181–204.
Hall, Ned (2007) “Structural Equations and Causation,” Philosophical Studies, 132: 109–136.
Halpern, Joseph and Judea Pearl (2005) “Causes and Explanations: A Structural-Model Approach — Part 1: Causes,” British Journal for the Philosophy of Science, 56: 843–87.
Halpern, Joseph (2008) “Defaults and Normality in Causal Structures” in G. Brewka and J. Lang, eds., Principles of Knowledge Representation and Reasoning. Palo Alto: AAAI Press, pp. 198–208.
Hart, H. L. A. and A. M. Honore (1985) Causation in the Law, orig. 1959. Oxford: Clarendon Press.
Hausman, Daniel (1998) Causal Asymmetries. Cambridge: Cambridge University Press.
Hitchcock, Christopher (1993) “A Generalized Probabilistic Theory of Causal Relevance,” Synthese, 97: 335–64.
Hitchcock, Christopher (1995a) “The Mishap at Reichenbach Fall: Singular vs. General Causation,” Philosophical Studies, 78: 257–91.
Hitchcock, Christopher (1995b) “Salmon on Explanatory Relevance,” Philosophy of Science, 62: 304–320.
Hitchcock, Christopher (1996) “The Role of Contrast in Causal and Explanatory Claims,” Synthese, 107: 395–419.
Hitchcock, Christopher (2001) “The Intransitivity of Causation Revealed in Equations and Graphs,” Journal of Philosophy, 98: 273–99.
Hitchcock, Christopher (2004) “Do All and Only Causes Raise the Probabilities of Effects?” in J. Collins, N. Hall, and L. A. Paul, eds., Causation and Counterfactuals. Cambridge, MA: The MIT Press, pp. 403–18.
Hitchcock, Christopher (2007a) “Prevention, Preemption, and the Principle of Sufficient Reason,”Philosophical Review, 116: 495–532.
Hitchcock, Christopher (2007b) “What's Wrong with Neuron Diagrams?” in J. K. Campbell, M. O'Rourke, and H. S. Silverstein, eds., Causation and Explanation. Cambridge, MA: The MIT Press, pp. 69–92.
Hitchcock, Christopher (2011) “Trumping and Contrastive Causation,” Synthese, 181: 227–40.
Horwich, Paul (1987) Asymmetries in Time. Cambridge, MA: The MIT Press.
Hume, David (1975) An Enquiry Concerning Human Understanding, orig. 1748. Oxford: Clarendon Press.
Kant, Immanuel (1965) Critique of Pure Reason, orig. 1781, trans. N. Kemp Smith. New York: Macmillan Press.
Kim, Jaegwon (1973) “Causation, Nomic Subsumption, and the Concept of Event,” Journal of Philosophy, 70: 217–36.
Kim, Jaegwon (1976) “Events as Property Exemplifications,” in M. Brand and D. Walton, eds., Action Theory. Dordrecht: D. Reidel Publishing, pp. 159–77.
Kistler, Max (1998) “Reducing Causality to Transmission,” Erkenntnis, 48: 1–24.
Kutach, Douglas (2007) “The Physical Foundations of Causation,” in H. Price and R. Corry, eds., Causation, Physics, and the Constitution of Reality: Russell's Republic Revisited. Oxford: Oxford University Press, pp. 327–50.
Kvart, Igal (1986) A Theory of Counterfactuals. Indianapolis: Hackett Publishing.
Kvart, Igal (1997) “Cause and Some Positive Causal Impact,” in J. Tomberlin, ed., Philosophical Perspectives 11: Mind, Causation, and World. Oxford: Basil Blackwell, pp. 401–32.
Kvart, Igal (2004) “Probabilistic Cause, Edge Conditions, Late Preemption and Discrete Cases,” in P. Dowe and P. Noordhof, eds., Cause and Chance: Causation in an Indeterministic World. London: Routledge.
Lewis, David (1979) “Counterfactual Dependence and Time's Arrow,” Noûs, 13: 455–76.
Lewis, David (1986a) “Causation,” in Philosophical Papers 2. Oxford: Oxford University Press, pp. 159–213.
Lewis, David (1986b) “Events,” in Philosophical Papers 2. Oxford: Oxford University Press, pp. 241–69.
Lewis, David (2000) “Causation as Influence,” Journal of Philosophy, 97: 182–97.
Lewis, David (2004) “Void and Object,” in J. Collins, N. Hall, and L. A. Paul, eds., Causation and Counterfactuals. Cambridge, MA: The MIT Press, pp. 277–90.
Loewer, Barry (2007) “Counterfactuals and the Second Law,” in H. Price and R. Corry, eds., Causation, Physics, and the Constitution of Reality: Russell's Republic Revisited. Oxford: Oxford University Press, pp. 293–326.
Mackie, J. L. (1965) “Causes and Conditions,” American Philosophical Quarterly, 2: 245–64.
Mackie, J. L. (1974) The Cement of the Universe. Oxford: Oxford University Press.
Maslen, Cei (2004) “Causes, Contrasts, and the Nontransitivity of Causation,” in J. Collins, N. Hall, and L. A. Paul, eds., Causation and Counterfactuals. Cambridge, MA: The MIT Press, pp. 341–58.
Maudlin, Tim (2007) “On the Passing of Time,” in The Metaphysics within Physics. Oxford: Oxford University Press, pp. 104–42.
McDermott, Michael (1995) “Redundant Causation,” British Journal for the Philosophy of Science, 46: 423–44.
McDermott, Michael (2002) “Causation, Influence, and Sufficiency,” Journal of Philosophy, 99: 84–101.
McGrath, Sarah (2005) “Causation by Omission: A Dilemma,” Philosophical Studies, 123: 125–48.
Mellor, D. H. (1981) Real Time. Cambridge: Cambridge University Press.
Mellor, D. H. (1988) “On Raising the Chances of Effects,” in J. Fetzer, ed., Probability and Causality. Dordrecht: D. Reidel Publishing, pp. 229–40.
Mellor, D. H. (1995) The Facts of Causation. London: Routledge Press.
Menzies, Peter (1989a) “A Unified Account of Causal Relata,” Australasian Journal of Philosophy, 67: 59–83.
Menzies, Peter (1989b) “Probabilistic Causation and Causal Processes: A Critique of Lewis,” Philosophy of Science, 56: 642–63.
Menzies, Peter (1996) “Probabilistic Causation and the Pre-emption Problem,” Mind, 105: 85-117.
Menzies, Peter (2004) “Difference-Making in Context,” in J. Collins, N. Hall, and L. A. Paul, eds., Causation and Counterfactuals. Cambridge, MA: The MIT Press, pp. 139–80.
Menzies, Peter (2007) “Causation in Context,” in H. Price and R. Corry, eds., Causation, Physics, and the Constitution of Reality: Russell's Republic Revisited. Oxford: Oxford University Press, pp. 191–223.
Menzies, Peter and Huw Price (1993) “Causation as a Secondary Quality,” British Journal for the Philosophy of Science, 44: 187–203.
Mill, J. S. (1846) A System of Logic. New York: Harper & Brothers.
Moore, Michael (2009) Causation and Responsibility: An Essay in Law, Morals, and Metaphysics. Oxford: Oxford University Press.
Noordhof, Paul (1999) “Probabilistic Causation, Preemption and Counterfactuals,” Mind, 108: 95–125.
Northcott, Robert (2008) “Causation and Contrast Classes,” Philosophical Studies, 139: 111–23.
Papineau, David (1993) “Can We Reduce Causal Direction to Probabilities?,” in Hull, D. M. Forbes, and K. Okruhlik, eds., PSA 1992 vol. 2. East Lansing: Philosophy of Science Association, pp. 238–52.
Paul, L. A. (1999) “Keeping Track of the Time: Emending the Counterfactual Analysis of Causation,” Analysis, 58: 191–8.
Paul, L. A. (2000) “Aspect Causation,” Journal of Philosophy, 97: 223–34.
Paul, L. A. and Ned Hall (2013) Causation: A User's Guide. Oxford: Oxford University Press.
Pearl, Judea (2000) Causality. Cambridge: Cambridge University Press.
Price, Huw (1991) “Agency and Probabilistic Causality,” British Journal for the Philosophy of Science, 42: 157–76.
Price, Huw (1996) Time's Arrow and Archimedes' Point. Oxford: Oxford University Press.
Price, Huw (2007) “Causal Perspectivalism,” in H. Price and R. Corry, eds., Causation, Physics, and the Constitution of Reality: Russell's Republic Revisited. Oxford: Oxford University Press, pp. 250–92.
Quine, W. V. O. (1966) The Ways of Paradox. New York: Random House.
Quine, W. V. O. (1985) “Events and Reification,” in E. LePore and B. McLaughlin, eds., Actions and Events: Essays on the Philosophy of Donald Davidson. Oxford: Basil Blackwell, pp. 162–71.
Ramachandran, Murali (1997) “A Counterfactual Analysis of Causation,” Mind, 106: 604–13.
Russell, Bertrand (1992) “On the Notion of Cause,” orig. 1912, in J. Slater, ed., The Collected Papers of Bertrand Russell v6: Logical and Philosophical Papers 1909–1913. London: Routledge Press, pp. 193–210.
Russell, Bertrand (1948) Human Knowledge: Its Scope and Limits. New York, Simon and Schuster.
Salmon, Wesley (1984) Scientific Explanation and the Causal Structure of the World. Princeton: Princeton University Press.
Salmon, Wesley (1997) “Causality and Explanation: A Reply to Two Critiques,” Philosophy of Science, 64: 461–77.
Salmon,Wesley (1998) Causality and Explanation. Oxford: Oxford University Press.
Sartorio, Carolina (2005) “Causes as Difference-Makers,” Philosophical Studies, 123: 71-96.
Sayre, Kenneth (1977) “Statistical Models of Causal Relations,” Philosophy of Science, 44: 203–14.
Schaffer, Jonathan (2000a) “Trumping Preemption,” Journal of Philosophy, 97: 165–81.
Schaffer, Jonathan (2000b) “Overlappings: Probability-Raising without Causation,” Australasian Journal of Philosophy, 78: 40–6.
Schaffer, Jonathan (2000c) “Causation by Disconnection,” Philosophy of Science, 67: 285–300.
Schaffer, Jonathan (2001) “Causes as Probability-Raisers of Processes,” Journal of Philosophy, 98: 75–92.
Schaffer, Jonathan (2005) “Contrastive Causation,” Philosophical Review, 114: 327–58.
Schaffer, Jonathan (2007) “Review: Dowe and Noordhof's Cause and Chance,” The British Journal for the Philosophy of Science, 58: 869–74.
Schaffer, Jonathan (2012) “Causal Contextualisms,” in M. Blaauw, ed., Contrastivism in Philosophy. London: Routledge, pp. 35–63.
Shoemaker, Sydney (1980) “Causality and Properties,” in P. van Inwagen, ed., Time and Cause: Essays Presented to Richard Taylor. Dordrecht, D. Reidel Publishing, pp. 109–35.
Shoemaker, Sydney (1998) “Causal and Metaphysical Necessity,” Pacific Philosophical Quarterly, 79: 59–77.
Skyrms, Brian (1984) “EPR: Lessons for Metaphysics,” in P. French, T. Uehling, Jr., and H. Wettstein, eds., Midwest Studies in Philosophy IX. Minneapolis: University of Minnesota Press, pp. 245–55.
Sober, Elliott (1985) “Two Concepts of Cause,” in P. Asquith and P. Kitcher, eds., PSA 1984 vol. 2. East Lansing: Philosophy of Science Association, pp. 405–24.
Spirtes, Peter, Clark Glymour, and Richard Scheines (1993) Causation, Prediction, and Search. New York: Springer-Verlaag.
Strawson, P. F. (1985) “Causality and Explanation,” in B. Vermazen and M. Hintikka, eds., Essays on Davidson: Actions and Events. Oxford: Clarendon Press, pp. 115–36.
Steward, Helen (1997) The Ontology of Mind. Oxford, Clarendon Press.
Suppes, Patrick (1970) A Probabilistic Theory of Causality. Amsterdam: North Holland Publishing.
Swain, Marshall (1978) “A Counterfactual Analysis of Event Causation,” Philosophical Studies, 34: 1–19.
Taylor, Richard (1966) Action and Purpose. New Jersey: Prentice Hall.
Tooley, Michael (1987) Causation: A Realist Approach. Oxford: Clarendon Press.
Tooley, Michael (2004) “Probability and causation,” in P. Dowe and P. Noordhof, eds., Cause and Chance: Causation in an Indeterministic World. London: Routledge, pp. 77–119.
Van Fraassen, Bas (1980) The Scientific Image. Oxford: Oxford University Press.
Vendler, Zeno (1984) “Agency and Causation,” in Midwest Studies in Philosophy, 9: 371–84.
Von Wright, G. H. (1975) “On the Logic and Epistemology of the Causal Relation,” in Causation and Conditionals. Oxford: Oxford University Press, pp. 95–113.
Weslake, Brad (forthcoming) “A Partial Theory of Actual Causation,” The British Journal for the Philosophy of Science.
Woodward, James (1984) “A Theory of Singular Causal Explanation,” Erkenntnis, 21: 231–62.
Woodward, Jim (2003) A Theory of Explanation. Oxford: Oxford University Press.
Yablo, Stephen (2002) “De Facto Dependence,” Journal of Philosophy, 99: 130–48.
Перевод А.В. Мерцалова
Как цитировать эту статью
Шаффер, Джонатан. Метафизика причинности // Стэнфордская философская энциклопедия: переводы избранных статей / под ред. Д.Б. Волкова, В.В. Васильева, М.О. Кедровой. URL=<http://philosophy.ru/causation-metaphysics/>.
Оригинал: Schaffer, Jonathan, "The Metaphysics of Causation", The Stanford Encyclopedia of Philosophy (Fall 2014 Edition), Edward N. Zalta (ed.), URL = <https://plato.stanford.edu/archives/fall2014/entries/causation-metaphysics/>.
Выделите её и нажмите Ctrl + Enter