arrow-downcheckdocdocxfbflowerjpgmailnoarticlesnoresultpdfsearchsoundtwvkxlsxlsxyoutubezipTelegram
Моральная ответственность и редукционизм Дерека Парфита
Автор:   Анастасия Костандова
Художник:   Никита Кутимский

Британский философ Дерек Парфит известен прежде всего как яркий представитель нигилистического подхода к тождеству личности. Согласно Парфиту, тождество личности во времени не важно, и мы можем не заботиться о его сохранности [Parfit 1971]. На первый план в таком случае выходят всевозможные отношения, среди которых первостепенно отношение психологической преемственности (continuity) — психологическое отношение между различными стадиями наших «я», обеспечивающими целостность нашей ментальной жизни с течением времени.

Отношение психологической преемственности, по Парфиту, имеет определенное преимущество перед отношением тождества, поскольку в отличие от него может иметь степени, не столь однозначно определено и не имеет жестких формально-логических коннотаций. Именно однозначность (тождество либо есть, либо его нет) и логические свойства отношения тождества (прежде всего, транзитивность) приводят, считает Парфит, к парадоксам. Так, например, в приведенном им мысленном эксперименте о трансплантации половинок мозга донора двум реципиентам вопрос о том, какой реципиент сохранит тождество по отношению к донору, не имеет ответа: выживание донора в качестве двух людей как наиболее, по мнению Парфита, правдоподобный ответ противоречит свойствам тождества, поскольку один человек не может быть тождественен двум [Parfit 1971, 4–6]. Психологическая преемственность состоит из пересекающихся цепей психологической связности — отношения прямой психологической связи, включающей в себя наши воспоминания, намерения, устойчивость личных качеств и т.д.

Предпочтение преемственности тождеству имеет любопытные следствия: согласно Парфиту, мы не обязаны осмыслять самих себя в качестве перманентных целостных сущностей. В данный момент каждый из нас является лишь одной из своих сменяющих друг друга временных версий. Таким образом, не важно, тождественен ли завтрашний «я» вчерашнему, но важно, связаны ли они отношением психологической преемственности определенной степени [Parfit 1971, 22–23].

Однако кажется, что признание важности тождества личности глубоко связано с нашими этическими представлениями, а отказ от значимости тождества личности обладает существенными этическими импликациями. Одним из таких следствий должен быть, по мысли Парфита, отказ от эгоистического принципа личного интереса: поскольку у меня больше нет оснований концентрироваться на своем будущем (это уже не столько «мое будущее», сколько будущее моего психологического преемника, некоторого будущего «я»), я могу начать принимать больше участия в жизни других людей. Подобный шаг оставляет нам пространство возможностей, связанных с пересмотром и корректировкой наших моральных привычек и установок [Parfit 1971, 26].

В работе «Reasons and Persons» Парфит дополняет свой подход теорией редукционизма. Редукционизм Парфита предполагает возможность сведения фактов о личности и тождестве личности к более частным фактам о мозге и теле в целом, к ряду ментальных и физических событий [Parfit 1984, 211]. Обычно личность кажется нам чем-то целостным и обособленным от других личностей. Парфит, однако, выступает против восприятия личностей как «отдельно существующих вещей» (separately existing entities) или субъектов опыта [Parfit 1984, 223]. Он полагает, что для веры в существование субъектов опыта, отличных от наших мозгов и тел, у нас нет достаточных посылок, что убеждения в существовании подобных вещей можно отбросить ровно на тех же основаниях, что и убеждения о существовании водных нимф или единорогов [Parfit 1984, 224]. Например, мы не можем быть уверены, что являемся одним и тем же субъектом опыта, а не их серией или срезом психологического состояния. Кроме того, мы не можем вывести представление о субъекте опыта из нашего опыта, равно как из факта мышления не следует факт существования мыслящего субъекта; мы способны приписывать опыт некоторому субъекту, однако не нуждаемся в этом, поскольку ментальные факты могут быть описаны безличным образом [Parfit 1984, 224–225]. Метафизика редукционизма оказывается избавлена от субъекта. Для разговора о себе и о таких как мы достаточно психологических преемственности и связности, считает Парфит.

Никита Кутимский @phonocentrism.jpg

И здесь можно обнаружить две проблемы, касающиеся возможности вписывания моральной ответственности в редукционистскую теорию Парфита. Первая проблема заключается в том, что не ясно, как согласуется бессубъектная метафизика, вытекающая из отрицания тождества личности, с этической частью системы. В «Reasons and Persons» Парфит предполагает обширную вовлеченность нас в разнообразные моральные практики. Но как это возможно в условиях бессубъектности? На этот вопрос прямого ответа у Парфита нет.

Вторая проблема является конкретизацией первой: если первая касается морали в целом, то вторая проблема — конкретно моральной ответственности. В ее формулировке для обозначения редукционистского агента я буду использовать термин «несубъект» (отмечу, что этот термин не принадлежит словарю Парфита — сам Парфит своего героя никак не называет). Несубъект, по мысли Парфита, является чем-то в высшей степени изменчивым во времени, потому его реиндентификация, то есть установление его тождества в разные моменты времени, невозможна. Между тем реидентификация нередко представляется необходимой для моральной ответственности: это кажется постулатом здравого смысла и является частью некоторых философских размышлений по этой теме [Schechtman 1996, 57]. У Парфита же моральная ответственность перестает функционировать через связку с тождеством личности. В этом отношении Парфит может казаться непоследовательным: например, в главе «Reductionism and Morality» он описывает ряд случаев, явно предполагающих работу моральной ответственности в отношении некоторых личностей [Parfit 1984, 323–345], при этом остается неясным, как это возможно, если тождество личности неважно. Отсутствие четко прописанных условий моральной ответственности и обретения несубъектом статуса морального агента, необходимого для приписывания ему моральной ответственности, может лишь усилить недоумение при попытке разобраться в идеях Парфита.

Я, однако, полагаю, что обе эти проблемы могут быть решены средствами самой теории Парфита. Это не означает, что эти проблемы исключительно надуманы и искусственны. Действительно, Парфит утверждает, во-первых, что тождество личности не важно, а во-вторых, что моральная ответственность существует. При этом механизм согласования этих двух фактов и функционирования моральной ответственности в бессубъектной среде не прописываются им четко. Заполнить эту лакуну (или просто недоговоренность) на основании обыденного здравого смысла (первейшего кандидата на роль источника положений, которые, кажется, должны разделяться большинством, а значит, наиболее вероятно, читателем и автором, оставляющим некую недоговоренность), по всей видимости, невозможно, поскольку одним из положений здравого смысла, как представляется, выступает именно признание важности для моральной ответственности тождества личности во времени — интуитивно кажется, что я несу ответственность за мои былые действия именно потому, что тогда они были мои; но это прямо противоречит нигилизму Парфита в отношении тождества. Если же, оставляя лакуну, строго держаться только буквы текста Парфита, то отсюда легко прийти к абсурдным следствиям, вступающим в конфликт с обыденным опытом. Так, например, может показаться, что в системе Парфита человек, десять лет назад бравший кредит в банке, сегодня может отказаться его отдать — просто потому, что, по Парфиту, кредит брал не он. Таким образом, необходима реконструкция скрытых деталей и непроговоренных Парфитом положений, которая позволила бы согласовать отрицание тождества и существование моральной ответственности в рамках его системы. В этом я буду опираться прежде всего на текст третьей части его «Reasons and Persons» и статью «Personal Identity» (теория редукционизма в ней еще не заявлена, однако некоторые аргументы, на мой взгляд, обладают ресурсами для получения искомого результата).

В «Reasons and Persons» Парфит отмечает, что для решения вопросов, касающихся морали, в действительности важно не тождество личности, но R-отношение [Parfit 1984, 215]. R-отношение включает в себя психологическую преемственность и психологическую связность и, в отличие от тождества, может иметь степени. Кажется при этом, что Парфит в принципе не способен полностью избавиться от субъекта: асубъектные психологические пучки, скапливаясь в некоторых пространственно-временных точках, должны образовывать некоторый его эрзац. Таким образом, субъект, который категорически не может существовать в редукционизме, может быть заменен его подобием — его «ослабленной» версией, которая может быть вписана в редукционизм. Такого редукционистского субъекта, в отличие от субъекта «сильного», существование которого конституируется наличием и важностью тождества, можно назвать «минимальным». Минимальный субъект сущностно может быть определен как плотный конгломерат психологических связей. Он является редукционистским аналогом сильного субъекта, способным к воспроизводству функций и свойств последнего — в том числе ему может быть приписана моральная агентность.

Минимальный субъект устраняет рассогласованность между этикой и метафизикой редукционизма, не вступая в противоречие с парфитовской метафизикой и встраиваясь в прописанные Парфитом моральные практики как агент. Тем самым радикальный несубъект превращается в субъекта (пусть и минимального) и через это обретает моральную агентность. Выходит, мы включены в моральные отношения как минимальные субъекты, не будучи вещами особого и отдельного рода. Моральная самостоятельность, необходимая для моральной агентности, совершенно не обязательно подразумевает существенность того, что субъекты морали будут в то же время и метафизически сильными субъектами. Таким образом подводится метафизическое основание под моральность исходного несубъекта. Это и является решением первой проблемы.

Введение минимального субъекта ведет нас к решению второй проблемы. Естественно предположить, что минимальный субъект-2, наследуя от минимального субъекта-1 некоторые психологические свойства, при достаточной степени психологической преемственности может наследовать и моральные обязательства минимального субъекта-1. Минимальный субъект является моральным агентом, поскольку он обладает рациональностью, о чем я подробнее скажу далее. Являясь носителем R-отношения, он может нести моральную ответственность без необходимости реидентификации.

Для описания работы моральной ответственности на базе R-отношения я предлагаю задействовать еще один параметр. Для определения степени преемственности в R-отношении Парфит вводит дополнительный термин: «учетная ставка» (discount rate) [Parfit 1984, 314]. Это довольно туманное понятие, которому Парфит не дает прямого определения. Можно понимать его так: учетная ставка выражает степень наших ожиданий от будущего в зависимости от того, насколько соотнесенным с настоящим мы мыслим это будущее и насколько важным мы полагаем какой-либо будущий временной эпизод.

Парфит выделяет два вида учетной ставки: учетную ставку в отношении времени и учетную ставку в отношении степени психологической преемственности. В случае учетной ставки в отношении психологической преемственности степень наших ожиданий будет зависима от степени этой преемственности, а в случае ставки в отношении времени — от временной близости к настоящему моменту, т.е. учетная ставка в отношении времени предполагает наше пристальное внимание к ближайшему будущему, в отношении которого мы принимаем решения. С приходом нужного момента часто случается так, что мы решаем поступать иначе, чем решили до того: допустим, предварительно решив резко оторвать пластырь в связи с соображениями о сильной боли, которую лучше испытать за пару секунд, через пять минут мы начинаем медленно его отлеплять [Parfit 1984, 159]. Это кажется иррациональным: мы будто не следуем принятым нами решениям. Однако, как Парфит проясняет далее, это свойственно для учетной ставки в отношении времени: следование решениям обычно непоследовательно, поскольку мы склонны оценивать ближайшее будущее как наиболее важное и игнорировать более отдаленные по времени события. Когда отдаленное событие становится ближайшим будущим, мы даем его новую оценку в соответствии с переносом момента формирования учетной ставки. Это может вести к пересмотру нашего решения. Учетная ставка в отношении степени психологической преемственности ориентирует нас на эпизоды будущего, предполагающие наибольшую степень психологической преемственности по отношению к настоящему моменту [Parfit 1984, 317]. В случае учетной ставки в отношении психологической преемственности наше решение с пластырем, скорее всего, останется неизменным: с этой точки зрения у нас нет оснований для переоценки события при одинаковом уровне психологической преемственности.

Парфит приводит пример, из которого можно понять, как, с его точки зрения, моральная ответственность работает через R-отношение и учетную ставку в отношении психологической преемственности (следует принять во внимание, что, по мнению Парфита, приписывание юридической ответственности невозможно без приписывания моральной ответственности): «если некто, осужденный в настоящий момент, менее тесно связан с “собой” во время своего преступления, он заслуживает меньшего наказания. Если эти связи совсем слабые, он может быть освобожден от наказания вообще» [Parfit 1984, 326]. В качестве еще одного примера Парфит приводит сюжет с девяностолетним нобелевским лауреатом: выясняется, что в юности в пьяной драке тот тяжело ранил полицейского. Несмотря на тяжесть преступления, Парфит утверждает, что теперь этот мужчина может не заслуживать наказания [Ibid.]. Далее он пишет о сроках давности в юридической практике, по истечении которых человек, совершивший преступление, уже не может быть привлечен к ответственности. Представление о сроках давности кажется зависимым от интуиции о том, что с течением времени человек претерпевает значительные психологические изменения. Это ведет к тому, что он оказывается избавлен от моральной ответственности, приписанной его предшественнику, — поскольку он уже не тот человек, что был раньше. Это соотносится также и с нашими ожиданиями относительно сохранения психологической преемственности в будущем. Сроки давности повторяют механизм работы учетной ставки в отношении психологической преемственности, которая с течением времени ослабевает и постепенно сходит на нет. Это может быть признаком того, что учетная ставка в отношении психологической преемственности также подходит для регуляции работы моральной ответственности в редукционизме. Таким образом, комбинация R-отношения и учетной ставки является условием работы моральной ответственности в редукционизме.

Обращение к теории рациональности Парфита позволяет более внятно артикулировать то, почему минимальный субъект имеет моральную агентность. В статье 1971 года Парфит вводит набор принципов, определяющих наше поведение — принцип рационального предубеждения («стоит заботиться о своем будущем»), принцип личного интереса («поступай в соответствии со своими интересами») и принцип беспристрастности («делай то, что соответствует интересам всех заинтересованных») [Parfit 1971, 26]. В начале первой главы «Reasons and Persons» Парфит проясняет характер принципа личного интереса, указывая на то, что он является частью его теории рациональности. Это дает основания предполагать, что и прочие принципы также являются ее частью. Парфит указывает на моральные следствия работы данных принципов: например, отказ от принципа личного интереса и переход к принципу беспристрастности побуждает нас вести себя более альтруистично [Parfit 1971, 27]. Это связано с тем, что Парфит в целом не проводит строгого различия между моральностью и рациональностью, отождествляя наиболее рациональное с моральным. Самым рациональным из вышеописанных принципов, по мнению Парфита, будет принцип беспристрастности. Минимальный субъект, следуя этому принципу, приобретает рациональность. Способность минимального субъекта быть рациональным в смысле соотнесения своих действий с некоторыми рациональными принципами и, соответственно, несения ответственности за последствия формирует возможность приписывания ему моральной агентности.

Таким образом, R-отношение, учетная ставка и рациональность морального субъекта выступают тремя элементами, которые вкупе позволяют объяснить механизм работы моральной ответственности в редукционизме. Это позволяет решить вторую проблему.

Теперь я попробую дать оценку практической применимости указанного решения и соотнести его с обыденным опытом. Моральная ответственность, функционирующая на базе R-отношения, на мой взгляд, практически уместна по следующим причинам:

(1) Представление о важности тождества личности имеет такое же распространение, как и интуитивное восприятие себя как чего-то изменчивого. Даже если мы не придерживаемся редукционизма, в обыденной жизни мы порой подчеркиваем, что мы в прошлом — не мы настоящие. Указаниями на это могут быть некоторые распространенные утверждения, как, например, «я уже не тот человек, что раньше». Представление о R-отношении вполне соответствует тому, как мы иногда мыслим преемственность и связь между собой предшествующими и собой нынешними.

(2) Интуитивно мы регулярно руководствуемся соображениями о составляющих R-отношения, психологических преемственности и связности. Эти два параметра порой представляются нам «костяком» нашего психологического постоянства. В пользу этого может говорить популярность психологического подхода к тождеству личности, приобретенная им во многом в силу его близости к бытовым интуициям: этот подход, грубо говоря, утверждает, что тождество личности задается этими двумя отношениями. Мы порой интуитивно сводим тождество личности во времени к сохранению нашего постоянства в нем, а личность — преимущественно к набору психологических свойств. При этом необязательно, чтобы набор свойств оставался одним и тем же, поскольку мы объективно претерпеваем некоторые психологические изменения в течение жизни. Получается, что если некоторые психологические свойства субъекта обладают преемственностью, а значит и определенной долей психологического постоянства, которое обеспечивается этой преемственностью, то R-отношение способно удовлетворить критерию постоянства психологических свойств на уровне обыденного опыта. Поэтому можно сказать, что в этом плане R-отношение во многом соответствует «бытовой» редукции представления о личности и тождестве личности в целом.

Границы «сроков годности» моральной ответственности в предложенной трактовке регулируются учетной ставкой. Можно допустить, что она создает некоторую размытость в точности установления степени психологической преемственности между мной и моим предшественником. Однако аналогичная размытость существует и на уровне обыденного опыта. Бытовые интуиции в отношении моральных вопросов в целом не обладают четкостью: даже если моральный агент сохраняет постоянство во времени, установить период действия моральной ответственности нередко бывает затруднительно. Это ведет к появлению регуляций извне на более формальном уровне — например, установлении сроков давности в юриспруденции. Учетная ставка может быть использована в качестве аналогичного внешнего регулятора.

Проблематичным может казаться также установление конкретного субъекта моральной ответственности в случае, когда я отвечаю за действия своего «предшественника»: кому должна быть приписана моральная ответственность — мне или ей? Можно сказать, что это неважно: минимальный субъект обладает моральной агентностью и рациональностью, поэтому нет смысла различения между мною и моим предшественником при приписывании ответственности — субъектом ответственности являются оба минимальных субъекта, которые на каждой стадии имеют определенный уровень психологической преемственности по отношению друг к другу. Таким образом, отсутствие тождества личности здесь также не мешает практике приписывания моральной ответственности.

Наконец, может показаться, что представленное решение противоречит ключевым практическим следствиям теории Парфита: необходимость заботы о моем «наследнике», несущем моральную ответственность за мои действия, может вступать в противоречие с предлагаемым Парфитом альтруизмом, который, кажется, предполагает, что я должна относится к другим не иначе, чем к себе и своим «наследникам»; хотя между мной и наследником есть состояние психологической преемственности, которого нет между мною и наследниками других людей. Однако противоречия тут не возникает ни на теоретическом, ни на практическом уровне. Возникновение альтруистической заботы об окружающих у Парфита зиждется на устранении принципа личного интереса. Внимание к моральным последствиям своих поступков не обязательно должно быть частью следования этому принципу, поскольку моральная агентность имплицитно подразумевает ориентацию на желания других людей. Оно может быть отнесено к «заботе» в контексте бытовой утилитаристской установки, в котором, стремясь быть моральными, мы рассматриваем все возможные следствия своих поступков — в том числе и для окружающих. Моральная агентность интуитивно подпадает под принцип беспристрастности, который Парфит и выделяет как самый рациональный и, соответственно, самый моральный.

Таким образом, в данной статье на основе теории Парфита я уточняю, каким образом можно задать моральную ответственность в редукционизме. В качестве такой возможности была предложена комбинация R-отношения, учетной ставки и теории рациональности. Это решение преодолевает поставленные в начале статьи проблемы и, что самое важное, убирает рассогласованность метафизического и этического аспектов теории Парфита.


Рассылка статей
Не пропускайте свежие обновления
Социальные сети
Вступайте в наши группы
YOUTUBE ×