Книга Дмитрия Волкова «Свобода воли. Иллюзия или возможность» [Волков 2018] — это исследование свободы воли в свете тезисов детерминизма, физикализма и событийного каузализма [1.]. Эта сложная философская конструкция нужна Волкову, чтобы отстоять правдоподобную идею о том, что люди обладают свободой воли и моральной ответственностью, то есть они иногда могут выбирать, как им поступить, и несут ответственность за свой выбор, если он был сделан без принуждения и не был результатом манипуляции.

Одним из наиболее значимых следствий из представлений о наличии у человека свободы воли и моральной ответственности является их использование для оправдания наказаний. Такие теории объясняют, почему мы имеем право причинять вред некоторым людям или лишать их блага, если они совершили нечто, что запрещено законом. Связка между свободой воли, моральной ответственностью и наказанием обычно выглядит следующим образом: свобода воли является необходимым условием моральной ответственности, а моральная ответственность, в свою очередь, оправдывает наказание. В заключении книги Волков приходит к этой теме и пишет, что идеи относительно свободы воли и моральной ответственности лучше всего согласуются с консеквенциалистским оправданием наказания [Волков 2018, 347]. Согласно консеквенциализму, наказания оправданы только в силу положительных следствий, которые они приносят. Волков в качестве примера консеквенциалистского подхода к наказанию называет утилитаризм. Утилитаризм в теории наказаний специфицирует, в чем именно заключается положительное следствие наказания: в максимизации уровня счастья (в работах утилитаристов наряду со счастьем упоминаются также «удовольствие» и «качество жизни») [Бентам 1998; Милль 2013]. Хотя утилитаризм как нормативная этическая теория — это лишь одна из возможных форм консеквенциализма, в дискуссии о наказании эти две теории обычно неразличимы, так как для обеих теорий инструментальные, промежуточные функции наказания совпадают. Такими инструментальными функциями наказания и для консеквенциалистов [Hoskins 2020], и для утилитаристов [Smith 2008, 25] являются устрашение потенциальных преступников, лишение преступника возможности совершать новые преступления и исправление осужденного. В статье я ставлю знак равенства между консеквенциализмом и утилитаризмом потому, что, обсуждая один и тот же подход к наказанию, некоторые авторы будут писать про утилитаризм, а другие — про консеквенциализм. К тому же Волков и Перебум, когда пишут про наказания, иногда используют в ходе рассуждений консеквенциализм и утилитаризм как взаимозаменяемые термины [Волков 2018, 347; Pereboom 2001, 147].

Утверждение Волкова о том, что он придерживается консеквенциалистской позиции, стало предметом внимания Артёма Беседина в его рецензии на книгу Волкова [Беседин 2019]. Беседин упрекает Волкова в том, что тот после долгой защиты свободы воли объявляет, что занимает позицию консеквенциализма относительно моральной ответственности, которая совместима с отрицанием свободы воли. По мнению Беседина, Перебум, который отрицает свободу воли, занимает такую же позицию. Получается, что защита свободы воли для Волкова — это лишь теоретическое упражнение, так как в практическом отношении Волков, по мнению Беседина, не отличается от того, кто отрицает ее наличие [Беседин 2019, 188].

У данной статьи две цели. Первая цель: прояснить путаницу между моральной ответственностью и оправданием наказаний, которая возникла в рецензии при обсуждении заключения. Вторая цель: показать, что консеквенциалистам свобода воли может пригодиться для ответа на некоторые возражения к их теории наказаний.

В заключении книги Волков обращается к анализу рациональных оснований ответных реакций в свете нарративной теории моральной ответственности [Волков 2018, 346]. Ответные реакции Волков определяет эклектично — для него это моральные суждения в отношении агента, эмоциональные реакции, а также встречные меры: наказание и поощрение [Волков 2018, 345]. Далее по тексту Волков обсуждает преимущественно одну реакцию — наказание. В качестве рационального обоснования наказаний Волков предпочитает консеквенциализм и описывает его следующим образом: «Согласно консеквенциалистским идеям (например, утилитаризму), осуждение и наказание преступника является благом в том случае, если они приводят к положительным последствиям (consequences)» [Волков 2018, 346]. В фокусе внимания Волкова в этой части текста не теории моральной ответственности, а теории оправдания наказаний. Волков противопоставляет свои консеквенциалистские взгляды ретрибутивизму, а это традиционное разделение теорий внутри дискуссии о наказаниях [Bedau, Kelly 2019].

Путаницу с пониманием текста Волкова порождает то, что вместо того, чтобы использовать общепринятое обозначение темы «оправдание наказаний» (justification of punishment) или «теория наказаний», Волков говорит о рациональных основаниях ответных реакций, хотя обсуждает сколько-нибудь подробно только наказания. В результате Беседин понимает Волкова так, как будто бы Волков пишет про консеквенциалистский подход к моральной ответственности. Описывая позицию Волкова, Беседин использует такие термины, как «ответственность», «моральная ответственность», «консеквенциалистская ответственность» [Беседин 2019, 188–189]. Никакого явного различения между этими терминами в рецензии не проводится, также в рецензии не встречается слово «наказание». Логично предположить, что под «ответственностью» Беседин имеет в виду «моральную ответственность», так как о других видах ответственности (каузальной, юридической) в этой части рецензии не упоминается. Что же касается «консеквенциалистской ответственности», то вряд ли Беседин хотел сказать, что у консеквенциалистов есть какая-то особая ответственность, скорее всего это неудачный способ сказать «консеквенциалистский подход к моральной ответственности». Беседин приводит цитату Перебума с его определением моральной ответственности в смысле базовой заслуги (basic desert), где также встречается одновременно и «ответственность», и «моральная ответственность», хотя понятно, что Перебум говорит об одном и том же. При этом в статье Перебума «Оптимистичный скептицизм относительно свободы воли» [Перебум 2016], которую цитирует вслед за Волковым Беседин, есть раздел, где Перебум описывает свой подход к борьбе с преступностью, и если бы Беседин говорил о наказаниях, то следовало бы обсуждать эту часть, а не моральную ответственность. Получается, что в рецензии Беседина и в заключении Волкова спор идет о разных предметах.

Также Беседин замечает, что консеквенциализм совместим с отрицанием свободы воли, что делает теоретическое доказательство существования свободы воли Волковым бесполезным в практическом отношении. Действительно консеквенциализм относительно наказаний сочетается с отрицанием свободы воли. Например, классические теории устрашения Чезаре Беккариа и Иеремии Бентама не требуют предположения о наличии у людей свободы воли [Беккариа 2004; Бентам 1998]. Наказание в рамках этих теорий служит негативным примером для окружающих, оно устрашает потенциальных преступников и предотвращает новые преступления. Отсутствие свободы воли будет только помогать системе наказаний работать без сбоев: если все люди устрашатся наказания в достаточной мере, то этого будет достаточно для того, чтобы никто не совершал новых преступлений. Однако это не доказывает необходимой связи между консеквенциализмом и отрицанием свободы воли. Теория устрашения и другие консеквенциалистские теории наказания работают и вместе со свободой воли, и без нее.

Беседин в качестве примера совмещения консеквенциализма и отрицания свободы воли выбрал Перебума. По Беседину получается, что Волков спорит относительно свободы воли с Перебумом, но так же, как и Перебум, оказывается консеквенциалистом. Однако Перебум является неподходящей фигурой для такого утверждения.

Во-первых, потому что Перебум посвятил целую секцию своей книги объяснению, почему те, кто не верит в свободу воли, не обязательно должны быть консеквенциалистами. Перебум пишет: «С моей точки зрения, большая часть дескриптивного и прескриптивного содержания любой нормативной этической системы совместима с жестким детерминизмом, и более широко — с жестким инкомпатибилизмом» [Pereboom 2001, 150].

Во-вторых, Перебум относительно моральной ответственности не консеквенциалист, он считает неприемлемым считать людей морально ответственными в смысле базовой заслуги только потому, что это приносит хорошие результаты и отказ от подобной практики будет вреден [Pereboom 2014, 129].

В-третьих, Перебум в традиционном смысле не консеквенциалист и в отношении оправдания наказаний, т.к. он не предлагает наказывать людей просто потому, что это приносит некоторые положительные следствия. Перебум вообще отказывается от понятия «наказание», он известен тем, что предложил свою модель борьбы с преступностью, основанную на карантинной аналогии. С преступностью он предлагает бороться подобно тому, как борются с опасными заразными болезнями — профилактикой, карантинными мероприятиями, лечением и т.п. Главным моральным основанием для ограничения свободы преступников у Перебума служит не повышение уровня блага, а право людей на самозащиту [Pereboom 2014, 169–174]. Фундаментальной ценностью здесь выступают права потенциальных жертв на самозащиту и право преступников на справедливое отношение, в частности их право не получать наказание за действия, которые никто из них свободно не выбирал. Перебум противопоставляет свой подход консеквенциалистскому оправданию наказаний и утверждает, что с некоторыми возражениями его подход справляется лучше [Pereboom 2014, 169]. Наконец, Перебума некорректно без каких-либо пояснений называть консеквенциалистом в моральных вопросах в целом. Перебум неоднозначно описывает свои нормативно-этические предпочтения, давая основания для истолкования себя и как консеквенциалиста, и как неконсеквенциалиста. В 2014 году Перебум писал, что его моральная теория включает в себя хорошие последствия как ценность [Pereboom 2014, 172]. Это можно понять так, как будто бы для Перебума последствия ценятся в ряду других вещей. Однако консеквенциалисты, как правило, утверждают, что хорошие последствия — это мера ценности всего остального, а не один из феноменов, который включен в общий перечень ценностей. При этом буквально в следующем предложении Перебум ссылается на Нила Леви и называет сторонников только что описанной им моральной теории разновидностью консеквенциалистов (a consequentialist of this sort) [Pereboom 2014, 172–173]. Для решения данного затруднения я обратился за разъяснением непосредственно к Перебуму и спросил, можно ли его считать консеквенциалистом. Перебум ответил, что сегодня он чувствует себя «чуть более неконсеквенциалистом, чем в 2014», но он еще окончательно не решил для себя этот вопрос («Today I’m feeling a bit more non-consequentialist than I did in 2014, but I haven’t made a firm decision»).

Поэтому на сегодня неверно говорить, что Волков и Перебум оба консеквенциалисты. Если Перебума и можно назвать консеквенциалистом, то только в том универсальном смысле термина «консеквенциализм», в котором, как это иногда пытаются доказывать, любая этическая теория по сути своей является консеквенциалистской [Pettit 2012], а соблюдение прав человека (необычный выбор для консеквенциалиста), о чем прежде всего беспокоится Перебум, — это разновидность положительных следствий [Pereboom 2014, 172]. Если вообще все моральные философы консеквенциалисты, то неясно, почему же консеквенциалистом нельзя быть и Волкову.

Теперь перейдем к разбору того, в чем именно может пригодиться концепция свободы воли консеквенциалистам. Она нужна им, чтобы ответить на два возражения относительно их теории наказания. Я не утверждаю, что ответы на эти возражения безупречны, что они единственно возможные или что с ними согласится Волков. Я стремлюсь показать, что такие ходы мысли уже существуют и для их реализации консеквенциалистам нужно принимать существование свободы воли в качестве предпосылки.

Два известных возражения против консеквенциализма относительно наказаний, которые будут рассмотрены ниже, — это допустимость консеквенциалистами наказания невиновных ради благих последствий и использование одних людей (преступников) как средства для достижения безопасности других людей.

Первое и, возможно, самое популярное возражение [Goodman 2017] против консеквенциалистского подхода к наказанию заключается в утверждении, что консеквенциалисты иногда готовы наказывать невиновных. Один из многочисленных примеров такого наказания был предложен Филиппой Фут: «Предположим, что судья или чиновник имеет дело с бунтовщиками и требует, чтобы ими был указан конкретный виновник преступления, в противном случае им самим грозит кровавая расправа, которую учинит отдельная группа людей. Но настоящий виновник не выдан; тогда судья, чтобы избежать расправы, считает возможным ложно обвинить одного невинного человека и подвергнуть его наказанию» [Фут 2018, 131]. Кажется, что консеквенциалист может в данном случае оправдать наказание невиновного, если это приведет к максимизации полезности, а такое решение многим кажется явно неприемлемым и, соответственно, используется как доказательство неприемлемости консеквенциализма.

Справиться с данным затруднением консеквенциалистам помогает известное предложение Джона Ролза. Он предлагает оценивать не полезность отдельных приговоров, а в целом определить, какие законы и способы их применения приносят больше пользы в долгосрочной перспективе, и в каждом отдельном случае руководствоваться такими законами. Максимальная полезность, по мнению Ролза, в долгосрочной перспективе достигается, когда мы требуем от судей наказывать только тех, кто виновен. Часть потенциальных преступников перспектива заслуженного наказания будет устрашать, и они не станут совершать преступления. А добропорядочные граждане будут наслаждаться снижением частоты посягательств на свою жизнь и имущество, а также уверенностью в том, что им не грозит несправедливое наказание за действия, которые они не совершали. В примере Фут судья, исходя из логики Ролза, не должен будет выносить обвинительный приговор невиновным. То есть у Ролза законы оцениваются относительно их будущих последствий, а приговор преступникам выносится исходя из их вины за действия в прошлом [Ролз 2013].

Взгляд в прошлое и отыскание там основания для наказания отдельных преступников является той теоретической точкой, где консеквенциалистам может пригодиться свобода воли. В ходе судебного разбирательства устанавливается, совершил ли некто вменяемое ему деяние и совершил ли он его добровольно. На обоих этапах предположение о свободе воли играет ключевую роль. Во-первых, при оценке доказательств виновности не принимаются обобщения, которые противоречат наличию у человека свободы воли [Pundik 2016]. В частности, место жительства, социальный и экономический статус не могут служить доказательствами по делу, даже если доподлинно известно, что люди, обладающие определенным социально-экономическим статусом, чаще всего совершают такие преступления. Если у человека есть свобода воли, то ни один из таких факторов не может рассматриваться как детерминирующий поведение человека и косвенно доказывающий, что обвиняемый совершил некоторое деяние.

Во-вторых, существующая юридическая практика, как отмечает Волков, достаточно правильно схватывает интуитивное различение между свободным и несвободным действием [Волков 2018, 344]. Действительно, на суде выясняют, не совершил ли человек нечто случайно, по незнанию, в невменяемом состоянии, по принуждению и так далее. Все эти факторы могут снижать или вообще элиминировать ответственность человека. Это соответствует пониманию свободы воли, которое отстаивает в книге Волков и многие современные философы, которых называют компатибилистами. Такие философы говорят, что, когда соблюдается ряд условий (бодрствование, отсутствие принуждения, вменяемость и др.) действие считается свободным, а человек, который совершил его, — обладающим свободой воли.

Итак, одобряемые консеквенциалистами законы будут требовать наказывать только виновных, а виновные и на этапе оценки доказательств, и на этапе вынесения приговора определяются исходя из наличия у них свободы воли.

Другое популярное возражение против консеквенциализма отсылает к императиву Иммануила Канта о запрете использования людей только лишь как средств [Кант 1994, 205]. Предполагается, что консеквенциалисты оправдывают причинение вреда отдельному человеку (преступнику) в целях улучшения жизни общества в целом, то есть использование человека только как средства, а не как цель саму по себе. Другими словами, консеквенциалисты не взаимодействуют с преступником как с автономным рациональным агентом, а обращаются с ним как с инструментом максимизации полезности.

Ответ на это возражение можно найти в статье Даны Нелкин и с небольшими уточнениями использовать для защиты консеквенциализма. По мысли Нелкин, преступники соглашаются на риск наказания при совершении преступлений, так как преступник знает или имеет возможность узнать про санкции за совершение преступления [Nelkin 2019]. Выходит, что преступники добровольно соглашаются на риск наказания при совершении преступления, подобно человеку, который соглашается на риск потери капитала при покупке акций на бирже. Если верен аргумент Нелкин о том, что преступник сам соглашается на риск наказания, то отпадает и проблема того, что мы не взаимодействуем с ним как с рациональным агентом, не учитываем его мнение и цели при его наказании. Наказание оказывается в такой трактовке принудительным исполнением условного контракта, который человек негласно заключает с обществом в момент совершения преступления. Получается, что наказание — это не использование человека без его согласия, а расплата человека по добровольно взятым на себя долгам.

Сам Перебум, обсуждая аргумент Нелкин, отмечает, что такой аргумент снова предполагает у человека наличие свободы воли [Pereboom 2019, 100], так как только возможность свободного выбора делает возможным добровольное согласие на что-либо. Наличие свободы выбора и объяснение Нелкин позволяют консеквенциалистам утверждать, что они учитывают цели и выбор преступника и не используют преступников только как средство. Возможность выбора, в свою очередь, определяется наличием у человека свободы воли.

Итак, в книге «Свобода воли. Иллюзия или возможность» Волков доказывает, что у людей есть свобода воли и моральная ответственность. При этом он придерживается консеквенциалистского взгляда на наказания. Беседин говорит, что для консеквенциалистов свобода не нужна, что делает книгу Волкова практически бессмысленной в споре с Перебумом. Но это не так: как было показано выше, тезис о существовании свободы воли является необходимой посылкой в некоторых аргументах, используемых для оправдания консеквенциалистского подхода к наказанию. Значит, защита свободы воли Волковым может иметь значение для оправдания консеквенциалистской теории наказаний. Ответ на вопрос о том, имеет ли эта защита подобное значение в действительности, зависит от того, а) можно ли признать указанные аргументы состоятельными и б) насколько необходимы эти аргументы для обоснования консеквенциалистской теории наказаний. Это, однако, отдельные вопросы; задача настоящей статьи заключалась лишь в том, чтобы показать, что позиция Волкова не является бессмысленной и нерелевантной для споров о теории наказания.