Изучая историю Венского кружка, мы сталкиваемся с интересным обстоятельством: некоторые его участники по политическим мотивам «деполитизировали» кружковую деятельность. Более того, эти участники, рассказывая о кружке, как будто стремились внушить, что это — чисто академическое объединение, не имеющее политических амбиций и занимающееся исключительно вопросами логики и теории науки. Приведем несколько примеров. Гуго Динглер в предисловии к своим «Основаниям геометрии» (1933 г.) утверждал, что Венский кружок, берлинское общество эмпирической философии, а также их совместный журнал «Познание» «бессмысленно абсолютизируют организационные формы», и потому сильно похожи на «политический большевизм». Отвечая на такой выпад, Ганс Райхенбах в статье «О собственном деле» уверял, что журнал и его сотрудники «не имеют просто никаких дел с политикой». Далее, Мориц Шлик в письме к дирекции венской полиции от 2 марта 1934 г. возражал против закрытия Общества Эрнста Маха и точно так же, как и Райхенбах, утверждал, что «общество абсолютно аполитично, и заявление, что его деятельность как-то связана с социалистической партией, на самом деле полностью ошибочно». Наконец, любой читатель легко заметит, что популярная монография Виктора Крафта «Венский кружок. Возникновение неопозитивизма» проникнута тем же «аполитичным» настроением (стоит отметить, что в 1938 г. Крафта лишили рабочего пособия, и подобную несправедливость компенсировали только в 1950 г., когда ему, семидесятилетнему, наконец предложили кафедру в венском университете). В одном маленьком примечании, которым Крафт невольно отдает должное «анти-позитивистским» условиям послевоенной Австрии, мы читаем: «Политическая тенденция, которую Нейрат иногда пытался привнести в публикации и которой Динглер попрекал ‘‘Венский кружок’’ в предисловии к своим ‘‘Основаниям геометрии’’, не имела никакой связи с устремлениями ‘‘Венского кружка’’, которые были чисто философскими. От нее отказался Райхенбах [...], и ее при мне категорически отверг проф. Шлик».

Попробуем оценить эти признания, сделанные под политическим принуждением; попробуем узнать, насколько они корректны. Для этого обратимся к истории Общества Эрнста Маха (далее — ОЭМ). Благодаря ОЭМ венский кружок стал известен общественности и, более того, взял на себя определенную долю политической ответственности, связавшись с народно-просветительским культурным движением «Красная Вена». И все потому, что кружок Шлика не пожелал превращаться в «закрытый клуб», члены которого обсуждали бы только теоретико-познавательные вопросы: действительно, основы «логико-эмпирического миропонимания» закладывались на Больцмангассе (по четвергам вечером), но к концу 20-х годов эта работа в своей существенной части уже была проделана. Далее можно было говорить о том, чтобы «установить тесную связь с теми активными движениями современности, которые расположены к научному миропониманию и отказываются от метафизики и теологии. Той организацией, через которую кружок обращается сегодня к широкой общественности, является Общество Эрнста Маха». Именно так заявлялось в программном документе венского кружка, специально написанном в 1929 г. Ханом, Нейратом и Карнапом для ОЭМ.

ОЭМ не было организовано членами венского кружка, не было оно и частной инициативой кого-либо из «венцев» (хотя иногда утверждается, что именно «левые» участники кружка создали Общество для распространения своих идей). Нет, ОЭМ было создано и оформлено другими людьми. Но такое Общество обладало набором средств, с помощью которых можно было популяризировать результаты закрытых обсуждений — внушать непосвященной публике те идеи, которые продумывались и уточнялись в дискуссиях единомышленников. Идея основания ОЭМ возникла у представителей австрийского «Союза свободомыслящих», который, в свою очередь, создавался для борьбы с «удушающим государством». Опорной базой «Союза свободомыслящих» были политически активные рабочие и прогрессивные интеллектуалы, провозглашаемая цель — «укрепление свободомыслия, то есть выработка и распространение социалистического миропонимания и социалистической жизненной позиции, основывающейся на научном фундаменте». В апреле 1927 г. «Союз свободомыслящих» прислал в венский магистрат статуты запланированного «Всеобщего естественнонаучного образовательного общества Эрнста Маха», целью которого объявлялось: «через учреждение курсов, проведение докладов и лекций, через экскурсии, через предоставление специализированной научной литературы распространять естественнонаучные знания». Общество с так декларированной целью было не в новинку для Вены и вполне вписывалось в традицию венского движения народного просвещения; под руководством социал-демократической администрации города это просветительское движение принимало разные формы. Для венской просветительской традиции были равно характерны как разнообразные народные высшие учебные заведения, высшие школы для рабочих, так и «Общественный и экономический музей» Отто Нейрата.

Собрание, на котором было учреждено ОЭМ, состоялось 23 ноября 1928 г. в праздничном зале Венской ратуши. Примечательно, что подзаголовок новой организации отразил только её естественнонаучную направленность: «Общество по распространению знаний точных наук». Лишь после того, как общество официально было оформлено, к нему присоединились участники кружка Шлика. И при этом довольно быстро заняли важные места. В списках «комитета пропонентов» еще доминировали имена знаменитых свободомыслящих, особенно тех, кто принимал активное участие в делах школьного образования (разного ранга школьные советники, окружные школьные инспектора), однако участники кружка Шлика сумели занять такие позиции, которые позволяли им оказывать концептуальное влияние. Сам Шлик был выбран председателем, Хан стал заместителем председателя, Нейрат и Карнап были назначены ответственными за составление и публикацию отчетов. Постепенно свободомыслящие уходили на второй план, и в центр начали выдвигаться участники венского кружка и социал-демократические функционеры: венский кружок безоговорочно доминировал в научной и концептуальной области — имена «венцев» всего чаще встречались в бумагах, документировавших то или иное научное мероприятие. «Хотя организация после учреждения все еще была предоставлена свободомыслящим, венский кружок сообщил серьезный научный импульс и способствовал более широкой и более интенсивной докладовой деятельности».

На учредительном собрании выступил Нейрат с программным докладом «Эрнст Мах и научное миропонимание». Этим докладом Нейрат положил начало длинному ряду публичных выступлений своих сотоварищей. Доклады делались вплоть до 1934 г. (до роспуска ОЭМ) — как правило, это были рефераты, в которых подводились предварительные итоги логико-методологическим и общенаучным исследованиям, а также конспективно передавались идеи, обсуждавшиеся в кружке Шлика. Именно благодаря реферативным докладам обсуждения и дискуссии венского кружка получали общественный резонанс. Хан говорил об «Избыточных сущностях (бритва Оккама)», «Математике и науке», «Языке и физике»; Нейрат — о «Единой науке и марксизме», «Магии и технике», «Социологии в физикалистском языке», «Единой науке и психологии»; Карнап — о «Боге и душе, мнимых вопросах метафизики и теологии», «Единой науке на физическом основании»; Шлик — о «Научном миропонимании в США», «Проблеме каузальности», «Философских течениях в США»; Фейгель — о «Законе природы и свободе воли», «Статистической закономерности»; Вайсман — о «Логике, языке и философии», «Логике и языке» и т.д.

С учреждением ОЭМ начинался новый, «общественный» этап в истории венского кружка. Теперь каждый его участник, хотел он этого или нет, становился элементом венского культурно-просветительского движения, непрестанно разраставшегося, но при этом сталкивавшегося с противодействием консервативно-клерикальных кругов, политика которых определялась «Христианско-социальной партией». Теперь «венцы» наверняка знали, кто был их союзником, а кто — противником. Фронтовые бои с метафизикой и теологией, с прогрессирующим иррационализмом перестали быть академической забавой или простым «теоретическим» противостоянием. Теперь нельзя было говорить только о философской позиции — речь уже шла о связанных с этой позицией политических предпочтениях, о политической активности в условиях всеохватывающей общественной и культурной борьбы. Шаг, сделанный Венским кружком, с одной стороны, открывал его широкой общественности, но, с другой стороны, впутывал его участников в «жестокие социальные и экономические битвы современности», вынуждая тем самым к ясному определению своего места в политическом противостоянии. В программном документе «Научное миропонимание — Венский кружок» мы читаем: «Одна группа сражающихся, которая в социальном плане опирается на мир прошлого, отстаивает также унаследованные, часто давно уже содержательно преодоленные установки метафизики и теологии; в то время как другая группа, обращенная к новым временам, в особенности в Центральной Европе, отклоняет эти установки и стоит на почве опытной науки». Стоит рассказать о создании знаменитого «манифеста логического позитивизма». Этот документ не только отражал политическое сознание «левой фракции» кружка, но также передавал его внутренне плюралистическую физиономию.

В начале 1929 г. Шлик получил выгодное приглашение в университет Бонна. У друзей Шлика это известие не вызвало радости: невосполнимая потеря грозила не только кружку, но и ОЭМ. В этой ситуации 2 апреля правление ОЭМ обратилось к своему председателю и членам общества со следующим письмом: «Общество Эрнста Маха поздравляет своего председателя, профессора Шлика, с выпавшим благодаря приглашению в университет Бонна признанием и вместе с тем просит его в своем решении обратить внимание на идеальные (ideellen) моменты, которые говорят в пользу того, чтобы он остался в Вене: приверженцы точного миропонимания лишились бы своего духовного руководителя, своего признанного представителя в университете, если бы профессор Шлик покинул Вену и не возникло бы возможности, чтобы кто-нибудь другой сумел заполнить брешь, образовавшуюся тем самым в духовной жизни Вены. Ущерб, который вследствие этого испытало бы миропонимание, представленное в Обществе Эрнста Маха в тесном идейном единстве с его председателем, был бы глубок и мучителен». Письмо оказало задуманное действие: Шлик остался в Вене, но это решение он принимал с тяжелым сердцем, так как были серьезные причины для его переезда в Бонн, к тому же австрийское правительство не придавало никакого значения его пребыванию в Венском университете. Сразу же после того, как выяснился вопрос о переезде в Германию, профессор Шлик по приглашению отправился в Стэнфордский университет. Во время его отсутствия ОЭМ совместно с берлинским обществом эмпирической философии форсировано подготавливало «Собрание по теории познания точных наук», которое должно было пройти с 15 по 17 сентября 1929 г. в Праге. Также была запланирована публикация программной брошюры, ответственными за которую стали Хан, Нейрат и Карнап; их задача состояла в том, чтобы точно определить философскую и политическую позицию венского кружка. Вступление к «манифесту венского позитивизма», который был написан уже к августу 1929 г. и опубликован первым в серии «Публикации Общества Эрнста Маха», включило в себя такие слова: «Это сочинение будет передано Морицу Шлику в октябре 1929 г., после его возвращения из рабочей командировки в Стэнфордский университет, Калифорния, в знак дружбы и благодарности за то, что он остался в Вене».

Примечательна в связи с этим реакция Витгенштейна, которого через Вайсмана просили принять участие в работе над объемной комментированной библиографией, прилагаемой к программному документу. Витгенштейн в такой работе участвовать не пожелал и написал из Кембриджа следующее письмо: «Дорогой господин Вайсман! Это трудная история. Я, как и остальные друзья Шлика, придерживаюсь того взгляда, что ему следует доставить радость. Но я также за то, чтобы венская школа не проституировала по этому поводу, как обыкновенно это делают все венские институты по любому поводу. И мне неприятно думать, что тут, как и всегда, сам по себе хороший мотив будет использован как повод для показной бурной деятельности (G’schaftelhuberei). Именно поскольку М. Шлик не есть обыкновенный человек, он заслуживает того, чтобы мы остерегались, даже из хороших побуждений, своим хвастовством выставить на посмешище его и венскую школу, экспонентом которой он является. Когда я говорю ‘‘хвастовством’’, то под этим имею в виду всякого рода самодовольное самолюбование. ‘‘Отказ от метафизики!’’ Как если бы это было чем-то новым! [...] Что же касается сведений о содержании моей книги, то какое мне до этого дело! Если они будут — или мне стоит сказать, ‘‘были бы’’ — написаны в подобающем духе, т.е. по существу и со скромностью, то я не имею, или не имел бы, ничего против; в ином случае они мне не по вкусу и я их запрещаю, даже если бы мне это чем-то пригодилось. Лично же я прощу Вас — не ради меня (поскольку мне ничего не будет), а ради Вас самих — ведите себя подобающе! То есть из любезности не делайте для клики (Хан, Карнап и т.д.) того, о чем позднее — отчасти с усмешкой — Вы будете просить прощения у себя самого и у других. [...] Пожалуйста, примите это письмо так, как оно было задумано, а именно, благожелательно и серьезно». Предупреждения и увещевания Витгенштейна не оказали никакого действия. Несколько подправленный членами ОЭМ программный текст был опубликован, к нему было приложено краткое изложение «Трактата», сделанное Вайсманом. Опубликованный текст был, по сути, политическим манифестом, а «отказ от метафизики» стал интегральной составной частью культурной борьбы. Шлик сильно удивился, когда узнал об этой программе. Похоже, он оказался не вполне доволен тем, в каком стиле с помощью этой работы его благодарили другие участники кружка. В 1930 г. он сообщил одному своему знакомому, что не может «назвать себя согласным как с рекламным стилем, так и с несколько догматически звучащими формулировками брошюры».

Такие оговорки, однако, не мешали Шлику активно участвовать в интенсивной и масштабной общественной работе венского кружка, к началу тридцатых годов достигшей своей высшей точки. Организовывались серии докладов, устанавливались контакты с близкими по духу учеными, посещались или проводились собрания. (Как раз в сентябре 1929 г. в Праге состоялось первое «Собрание по теории познания точных наук», а вторая встреча прошла уже через год в Кёнигсберге.) Каждое мероприятие получало освещение в прессе и поэтому всегда становилось известным широкой читающей публике. В 1930 г. по поручению берлинского общества эмпирической философии и ОЭМ Райхенбах и Карнап начали издавать журнал «Познание»; до 1937 г. этот журнал издавался в Felix Meiner-Verlag в Лейпциге, а с 1938 г. до 1940 г. — в van Stockum & Zoon в Гааге. В журнале публиковались доклады с конференций, совместные работы берлинского и венского обществ, обсуждались важные теоретические вопросы. В издательстве Шпрингера в Вене под редакторством Франка и Шлика выходили «Труды по научному миропониманию»; в рамках этой серии были опубликованы центральные работы Карнапа («Очерк логистики» 1929 г., «Логический синтаксис языка» 1934 г.), Шлика («Вопросы этики» 1930 г.), Нейрата («Эмпирическая социология» 1931 г.), Франка («Каузальный закон и его границы» 1932 г.), Поппера («Логика исследования» 1934 г.). Насколько политически влиятельной оказалась вся эта публицистическая деятельность, видно по противодействию противников венского кружка, в число которых входили и представители традиционной школьной философии, и католические консерваторы, и фашиствующие любители «миросозерцательных» учений. «Хотя предстоят еще тяжелые сражения и нападки. Но все же много тех, которые не падают духом, а напротив — перед лицом современной социальной ситуации с надеждой смотрят в будущее». Предсказание, сделанное, по всей очевидности, Нейратом, вскоре подтвердилось. Однако грозящие бои и предстоящие столкновения оказались более тяжелыми, чем умел предвидеть взор, смотрящий в будущее с надеждой.