Теория истины как соответствия (Корреспондентская теория истины)
Впервые опубликовано 10.05.2002; существенные изменения 28.05.2015
В узком смысле слова теория истины как соответствия (the correspondence theory of truth) представляет собой теорию, гласящую, что истина заключается в соответствии (correspondence) некоему факту — подобную теорию отстаивали Рассел и Мур в начале XX века. Однако ярлык «теории соответствия», как правило, применяется куда более широко — а именно, к любой теории, эксплицитно утверждающей, что истина заключается в некоем отношении к реальности, т.е. что истина представляет собой реляционное свойство, подразумевающее некое специфическое отношение (какое именно — отдельный вопрос) к некой части реальности (к какой именно — отдельный вопрос). Эта базовая идея выражалась множеством способов, породив в итоге обширное семейство теорий и — еще более многочисленных — набросков теорий. Члены этого семейства используют разнообразные понятия для экспликации упомянутого отношения (соответствие, сообразность (conformity), конгруэнтность (congruence), согласие (agreement), гармония (accordance), копирование (copying), отображение (picturing), обозначение (signification), репрезентация (representation), референция (reference), выполнение (satisfaction)) и/или для идентификации упомянутой части реальности (факты, положения дел, условия, ситуации, события, объекты, последовательности объектов, множества, свойства, тропы). Многочисленность получающихся в итоге версий и переформулировок этой теории связана с целым рядом имеющихся между ними различий: иногда — содержательных, иногда — терминологических.
Теория истины как соответствия часто связывается с метафизическим реализмом. Ее традиционные конкуренты — теория согласованности (coherence theory), а также прагматистские, верификационистские и другие эпистемические теории истины — часто, в свою очередь, связываются с идеализмом, антиреализмом или релятивизмом. В последнее время эти традиционные конкуренты теории соответствия были практически полностью вытеснены (по крайней мере из публикационного поля) дефляционистскими теориями и, в меньшей степени, теорией тождества (стоит обратить внимание, что эти новые конкуренты, как правило, не связываются с антиреализмом). В самые последние годы на сцене появились еще два заметных подхода к проблеме истины. Первый — теория факторов истинности (truthmaker theory): иногда ее рассматривают как конкурирующий с теорией соответствия подход, а иногда — как более либеральную версию этой теории. Второй — плюрализм: он вбирает в себя теорию соответствия как один из ингредиентов общей теории истины, утверждая, что для построения полной теории нам потребуются также и другие ингредиенты.
1. История теории соответствия1.1 Метафизическая и семантическая версии
1.2 Соответствие объектам и соответствие фактам
2. Носители истинности, факторы истинности, истина
2.1 Носители истинности
2.2 Факторы истинности
2.3 Истина
3. Простые версии теории соответствия
4. Аргументы в пользу теории соответствия
5. Возражения против теории соответствия
6. Соответствие как изоморфизм
7. Модифицированные версии теории соответствия
7.1 Логический атомизм
7.2 Логический «субатомизм»
7.3 Перемещение соответствия
8. Теория соответствия и ее конкуренты
8.1 Традиционные конкуренты
8.2 Плюрализм
8.3 Теория истины как тождества
8.4 Дефляционизм в отношении истины
8.5 Теория факторов истинности
9. Дополнительные возражения против теории соответствия
9.1 Большой Факт
9.2 Отсутствие независимого доступа к реальности
1. История теории соответствия
Теорию соответствия часто возводят к широко известному определению истины Аристотеля (Metaph., 1011b25): «Сказать о том, что есть, что его нет, или о том, чего нет, что оно есть — ложно; тогда как сказать о том, что есть, что оно есть, или о том, чего нет, что его нет — истинно» — однако практически идентичные формулировки можно найти уже у Платона (Crat. 385b2, Soph. 263b). Стоит отметить, что это определение не отражает базовую интуицию идеи соответствия со всей ясностью. Хотя в нем говорится о некоем отношении (мы говорим что-то о чем-то), и это отношение является отношением с реальностью (с тем, что есть), характер этого отношения почти никак не поясняется, и ничто не указывает на то, что именно в реальности является ответственным за истинность сказанного. Соответственно, в этом определении предлагается слабая, относительно минимальная версия теории соответствия. (По этой причине его также иногда считают предшественником дефляционистских теорий истины). Аристотель куда больше похож на настоящего сторонника теории соответствия в «Категориях» (12b11, 14b14), где он говорит о лежащих в основании высказываний вещах, которые делают эти высказывания истинными, и намекает на то, что эти вещи (pragmata) представляют собой логически структурированные ситуации или факты (например, Аристотель говорит, что такие вещи, как «то, что он сидит» или «то, что он не сидит», лежат в основании высказываний «Он сидит» и «Он не сидит» соответственно). Чрезвычайно влиятельным является тезис Аристотеля в трактате «Об истолковании» (16a3) о том, что мысли являются «подобиями» (homoiomata) вещей. Хотя он нигде не определяет истину в терминах подобия мысли вещи или факту, ясно, что подобное определение хорошо бы согласовывалось с его общим подходом к философии сознания. (Ср. [Crivelli 2004; Szaif 2006].)
1.1 Метафизическая и семантическая версии
У средневековых авторов мы обнаруживаем разделение теории соответствия на «метафизическую» и «семантическую» версии. Первая проистекает из идеи истины-как-подобия, которая предполагается взглядами Аристотеля в целом, последняя производна от более аскетичного определения истины из 1011b25 «Метафизики».
Наиболее известной является метафизическая версия, сформулированная Фомой Аквинским: «Veritas est adaequatio rei et intellectus» (Истина — равенство вещи и разума); он также формулирует эту мысль иначе: «Суждение называется верным, когда оно сообразуется (conforms) с внешней реальностью». Он склонен описывать истину с помощью слов «conformitas» и «adaequatio», однако он также использует слово «correspondentia», придавая ему более общий смысл (De Veritate, Q.1, A.1–3; ср. Summa Theologiae, Q.16). Аквиант приписывает это определение неоплатонику Исааку Исраэли, однако у последнего такого определения не встречается. Формулировки, говорящие о «соответствии», можно возвести к скептику Новой Академии Карнеаду (II в. до н.э.), о котором Секст Эмпирик сообщает (Adversos Mathematicos, vii, 168), что он учил, что представление бывает «истинным — тогда, когда оно согласно (symphonos) с предметом, ложным же, когда оно ему противоречит» [1]. Похожие мысли можно найти у различных комментаторов Платона и Аристотеля (ср. [Künne 2003, chap. 3.1]), включая некоторых неоплатоников: Прокл (In Tim., II 287, 1) описывает истину как согласие или слаженность (epharmoge) между познающим и познаваемым. Филопон (In Cat., 81, 25–34) подчеркивает, что истина не заключается ни в самих по себе вещах, или положениях дел (pragmata), ни в самом по себе высказывании, но состоит в согласии между теми и другим. Он уподобляет это подходящему по размеру башмаку: тот факт, что башмак в пору, обеспечивается связью между башмаком и ногой, не будучи заключен ни в том, ни в другой по отдельности. Заметим, что тот упор, который он делает на отношении в противоположность релятам этого отношения, хотя по-своему и похвален, в то же время может послужить источником определенного рода заблуждения — поскольку истинность х (т.е. тот факт, что х истинно) не следует отождествлять с отношением R между х и у; она должна отождествляется не с этим отношением, а с присущим х реляционным свойством, имеющим форму (∃y)(xRy & Fy). Другие ранние формулировки идеи соответствия можно обнаружить также у Авиценны (Metaphysica, 1.8–9) и Аверройса (Tahafut, 103, 302). В схоластическую традицию их ввел Вильегльм Осерский — возможно, ошибочная атрибуция формулировки соответствия у Фомы должна была на самом деле быть адресована ему (ср. [Boehner 1958; Wolenski 1994]).
Взвешенная формулировка Фомы — «равенство вещи и разума» — направленна на то, чтобы предусмотреть возможность того, что предикат «истинно» может применяться не только к мыслям и суждениям, но также к вещам или людям (как например, в выражении «истинный друг»). Аквиант говорит, что мысль называется истинной, потому что она сообразуется с реальностью, тогда как вещь или человек называются истинными, потому что они сообразуются с мыслью (друг является истинным в той мере, в какой (а также поскольку) он сообразуется с нашей (или божественной) идеей того, каким должен быть друг). Средневековые теологи рассматривали оба вида истины — истину-суждения и истину-вещи/человека — как проистекающие из или имеющие свое основание в глубочайшей форме истины, которой, согласно Библии, является Бог: «Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин. 14:6). Их попытки совместить этот библейский пассаж с более стандартными представлениями об истине породили глубокие метафизико-теологические спекуляции. Представление об истине-вещи/человека, которое, таким образом, играло весьма значительную роль в средневековой мысли, полностью игнорируется современными аналитическими философами, но в определенной степени сохраняется в экзистенциальной философии и в континентальной традиции.
Средневековые авторы, которые предпочитают семантическую версию теории соответствия, часто используют любопытным образом выхолощенную формулировку для того, чтобы передать упоминавшееся выше определение Аристотеля: (ментальное) предложение истинно, если и только если как в нем обозначается, так оно и есть (sicut significat, ita est). Эта формулировка подчеркивает семантическое отношение обозначения (оставаясь при этом максимально расплывчатой на счет того, что это за «оно», которое обозначается истинным предложением), и почти не придает значения отношению соответствия (умещая его в два крошечных слова: «как» и «так»). Предвосхищая излюбленный подход XX века к проблеме истины, средневековые семантицисты, такие как Оккам (Summa Logicae, II) и Буридан (Sophismata, II) дают исчерпывающие списки различных положений, описывающих истинностные условия (truth-conditional clauses) для предложений различных грамматических категорий. Они воздерживаются от того, чтобы связывать истинные предложения в целом с предметами из какой-то одной онтологической категории. (Ср. [Moody 1953; Adams McCord 1987; Perler 2006]).
Авторы нововременного периода в целом в основном находятся под впечатлением, что теория истины как соответствия слишком очевидна, чтобы ее как-то особенно обсуждать или чтобы обсуждать ее вообще. Короткие формулировки той или иной ее версии можно обнаружить практически у всех крупных философов: Декарта, Спинозы, Локка, Лейбница, Юма и Канта [Descartes 1639, ATII 597; Spinoza, Ethics, аксиома VI; Locke, Essay, 4.5.1; Leibniz, New Essays, 4.5.2; Hume, Treatise, 3.1.1; Kant 1787, B82]. Вероятно, существенным исключением из этого ряда является Беркли, который, судя по всему, предпочитает вообще не обсуждать истину. В силу влияния томизма метафизические версии теории куда более распространены среди авторов этого периода, чем семантические. Однако, поскольку эти авторы по большей части придерживаются репрезентационалистских теорий сознания (теории идей), кажется, что, если бы перед ними стояла такая задача, то им бы пришлось в конечном итоге сформулировать такие отношения, как соответствие или сообразность, в терминах отношения некой психо-семантической репрезентации, наличествующей между, с одной стороны, идеями или подобными предложениям последовательностями идей («ментальными пропозициями» Локка) и, с другой стороны, нужного рода частями реальности — что было бы фактически эквивалентно слиянию метафизической и семантической версий теории соответствия воедино.
1.2 Соответствие объектам и соответствие фактам
Полезным будет также провести различие между теорией соответствия объектам и теорией соответствия фактам (“object-based” and “fact-based” versions of correspondence theories) — это различие проводится в зависимости от того, считается ли в теории соответствующей суждению частью реальности объект или факт (ср. [Künne 2003, chap. 3]).
Традиционные версии теорий соответствия объектам полагали, что предметы, имеющие характер носителей истинности (которыми они обычно считали суждения), имеют субъектно-предикатную структуру. Определение истины в теории соответствия объектам могло бы выглядеть следующим образом:
Суждение является истинными, если и только если предикат соответствует своему объекту (т.е. объекту, к которому осуществляет референцию субъект суждения).
Следует отметить, что здесь перед нами на самом деле два отношения к объекту: (i) отношение референции, имеющееся между субъектным термином суждения и объектом, о котором суждение выносится (его объектом); (ii) отношение соответствия, имеющееся между предикатным термином суждения и свойством объекта. В силу своей завязанности на субъектно-предикатную структуру того, что является носителем истинности, эта теория страдает от врожденного ограничения: она не применима к носителям истинности, которые не имеют субъектно-предикатной структуры (например, импликативным или дизъюнктивным), и неясно, как можно было бы дополнить эту теорию, чтобы включить в нее также и их. Эта проблема является одновременно совершенно очевидной и чрезвычайно серьезной; тем не менее в большей части отстаивающих эту теорию трудов она просто игнорировалась. Теория соответствия объектам представляла собой норму до самого недавнего времени.
Теория соответствия объектам стала нормой вследствие чрезвычайно влиятельного подхода Платона к решению проблемы лжи, которая, судя по всему, имела в его время весьма широкое хождение. В ряде диалогов Платон выступает против рассуждения, развиваемого некоторыми софистами и направленного на то, чтобы показать, что ложное суждение невозможно. В общих чертах это рассуждение выглядит следующим образом: выносить ложное суждение — это выносить суждение о том, чего нет. Но мы не можем вынести суждение о том, чего нет, потому что в этом случае нет того, о чем мы могли бы выносить суждение. Выносить суждение о том, чего нет, — это выносить суждение ни о чем, а значит, не выносить суждения вовсе. Следовательно, ложь невозможна. (Ср. Euth. 283e-288a; Crat. 429c-e; Rep. 478a-c; Theaet. 188d-190e.). У Платона не находилось достойного ответа на этот очевидно абсурдный вывод вплоть до «Софиста» (236d-264b), где он наконец останавливается на проблеме лжи подробно. Ключевым шагом в предложенном им решении этой проблемы является анализ носителей истинности как структурированных сложных целокупностей. Простое предложение, такое как «Теэтет сидит», хотя и является простым как предложение, тем не менее представляет собой сложное целое, состоящее из слов разного рода — имени (onoma) и глагола (rhema), — имеющих разные функции. Сплетая вместе глаголы и имена, говорящий не просто именует ряд вещей, но достигает чего-то большего: он производит обладающую значением речь (logos), выражающую взаимное переплетение идей (eidon symploken). Простое предложение является истинным, когда Теэтет — человек, именуемый используемым именем, — находится в положении сидения, приписываемым ему посредством используемого глагола, и является ложным, когда Теэтет находится не в этом положении, а в каком-то другом (ср. 261c-263d; см. [Denyer 1991; Szaif 1998]). В этом объяснении фигурируют только вещи, которые есть (т.е. существующие вещи): в случае ложности суждения приписываемое Теэтету положение существует, но является положением, отличным от того, в котором на самом деле находится Теэтет. Платон расширяет свою теорию, чтобы ее можно было использовать для объяснения истинности и ложности не только речи, но также мысли и убеждения, с помощью своего хорошо известного тезиса о том, что «мысль и речь одно и то же, за исключением лишь того, что происходящая внутри души беззвучная беседа ее с самой собой и называется мышлением» [2] (263e) — здесь перед нами исторические корни гипотезы «языка мысли». Предложенная Платоном теория не учитывает предложения, в которых содержится имя чего-то, чего не существует («Пегас летает»), таким образом передавая последующей философии по наследству остаточную проблему, которая сама станет куда известнее, чем проблема лжи.
Аристотель в «Об истолковании» перенимает описанную выше теорию Платона практически без каких бы то ни было изменений; вообще, начало «Об истолковании» читается как чуть ли не прямое продолжение упомянутых пассажей из «Софиста». Он подчеркивает, что истинна и ложь связаны с соединением и разделением (ср. De Int. 16a10; в De An. 430a25 он говорит: «ложность и истина встречаются там, где уже имеется сочетание мыслей, составляющих как бы одно» [3]). В отличие от Платона, Аристотель считает нужным характеризовать простые утвердительные и отрицательные высказывания (предикации) отдельно друг от друга (мы прибегнем к чуть более буквальному, чем обычно, переводу): «Утверждение — это предицирование чего-то по направлению к чему-то; отрицание — это предицирование чего-то по направлению от чего-то» (De Int. 17a25). Эта характеристика вновь появляется в начале «Первой аналитики» (24a). Таким образом, кажется справедливым считать, что субъектно-предикативный анализ простых утвердительных предложений — наиболее базовая черта аристотелевской логики терминов, которая правила бал в логике на протяжении многих столетий, — имеет своим истоком возражение Платона на софистический аргумент против возможности лжи. В этой связи можно также заметить, что знаменитое определение истины Аристотеля (см. раздел 1) вообще-то начинается с определения лжи.
Теории соответствия фактам получили распространение только в XX веке, хотя у Аристотеля также можно найти некоторые замечания, согласующиеся с этим подходом к проблеме истины (см. раздел 1), что несколько удивительно в свете его постоянного подчеркивания субъектно-предикативной структуры суждения во всех тех местах, где он обсуждает истину. Теории соответствия фактам не предполагают, что носители истинности имеют субъектно-предикативную структуру; более того, их можно сформулировать вообще без какой бы то ни было эксплицитной отсылки к структуре носителей истинности. Этот подход, таким образом, воплощает собой альтернативное решение проблемы лжи — решение, которое может считаться высвобождающим теорию истины от тех ограничений, которые на нее налагает постулирование субъектно-предикативной структуры носителей истинности, унаследованное от того типа решения проблемы лжи, который предпочитали Платон, Аристотель, и вслед за ними средневековая и нововременная традиция.
Классическая в наше время формулировка теории соответствия фактам была предвосхищена Юмом (Treatise, 3.1.1) и Миллем (Logic, 1.5.1). В своей канонической форме она появляется в начале XX века у Мура [Moore 1910–11, chap. 15] и Рассела: «Таким образом, убеждение является истинным, когда имеется соответствующий ему факт, и ложным, когда не имеется соответствующего ему факта» [Russell 1912, 129] (ср. также [Russell 1905; 1906; 1910; 1913]). Сознательный упор на фактах как на соответствующей носителям истинности части реальности и более серьезная озабоченность проблемами, связанными с ложностью, отличают эту версию данной теории от ее более ранних предвосхищений. Энергичное отстаивание Расселом и Муром истины как соответствия факту является в это время неотъемлемой частью их защиты метафизического реализма. Есть некая ирония в том, что их формулировки теории соответствия были во многом обязаны их оппонентам-идеалистам, Ф.Г. Брэдли [Bradley 1883, chaps. 1&2] и Г.Г. Йохиму [Joachim 1906]; последний был одним из первых сторонников конкурирующей с теорией соответствия теории истины как согласованности, сконструировавшим описание истины как соответствия факту в качестве основной мишени для своей атаки на реализм. Позднее Витгенштейн [Wittgenstein 1921] и Рассел [Russell 1918] разработали «логический атомизм», который вносит в теорию соответствия фактам важные изменения (см. ниже, в разделе 7.1). На последующие изменения теории соответствия оказала влияние формально-логическая работа об истине Тарского [Tarski 1935], спровоцировавшая возвращение исследователей к более откровенно семантическим и в широком смысле объектным ее версиям (ср. [Field 1972; Popper 1972]).
2. Носители истинности, факторы истинности, истина
2.1 Носители истинности
Теории истины как соответствия давались для убеждений (beliefs), мыслей (thoughts), идей (ideas), суждений (judgements), высказываний (statements), утверждений (assertions), случаев произнесения (utterances), предложений (sentences) и пропозиций (propositions). В наше время стало традиционным говорить о носителях истинности (truthbearers), когда мы хотим сохранить нейтралитет между всеми этими вариантами в вопросе о тех сущностях, которым приписывается истинность. Следует помнить о пяти вещах:
i. Термин «носитель истинности» является в некоторой степени не совсем точным. Предполагается, что он должен обозначать носители как истинности, так и ложности (носители истинностной оценки), либо же те вещи, о которых вообще имеет смысл спрашивать, являются ли они истинными или ложными — последняя формулировка оставляет возможность того, что некоторые из них не будут иметь ни одной из этих двух истинностных оценок.
ii. Часто проводят различие между вторичными и первичными носителями истинности. Вторичные носители истинности — это такие носители истинности, чьи истинностные оценки (истинность или ложность) производны от истинностных оценок любых других носителей истинности. В соответствии с этим термин «истинно» обычно рассматривается как имеющий несколько значений (ambiguous) — первичное, когда он применяется к первичным носителям истинности, и ряд вторичных, когда он применяется к прочим носителям истинности. Наличие этих нескольких значений, однако, не представляет собой случая простой двусмысленности (brute ambiguity), поскольку вторичные значения, предположительно, производны от (т.е. определимы с помощью) первичного значения вкупе с некоторыми дополнительными отношениями. Например, мы можем придерживаться взгляда, согласно которому пропозиции являются истинными или ложными в первичном смысле, в то время как предложениями являются истинными или ложными во вторичном смысле — в той мере, в какой они выражают пропозиции, являющиеся истинными или ложными (в первичном смысле). Значения термина «истинно» в случае его применения к носителями истинности различных видов, таким образом, связаны друг с другом способом, знакомым нам по тому, что Аристотель называет употреблениями термина «по аналогии» — сегодня это называется «центральным значением» (focal meaning) термина: так, например, связаны «здоровый» в «здоровый организм» и «здоровый образ жизни», где последний определяется как здоровый во вторичным смысле обеспечения здоровья (первичный смысл) организма.
iii. Как правило, не составляет проблемы отстаивать одну теорию истины для носителей истинности одного вида и другую — для носителей истинности другого вида (например, дефляционистская теория истины или теория истины как тождества, применяемая к пропозициям, может быть компонентом определенных видов теории истины как соответствия для предложений). Различные теории истины, если их применять к носителям истинности различного типа, не обязательно будут конкурировать друг с другом. Стандартное разделение теорий истины на соперничающие лагеря (их можно обнаружить в учебниках, справочниках и словарях) исходит из предпосылки — а на самом деле, из необоснованного требования — что все эти теории являются теориями носителей истинности одного типа.
iv. К сожалению, в вопросе о том, какие именно сущности следует считать первичными носителями истинности, не наблюдается особенного согласия. В наши дни основными претендентами на эту роль являются предложения публичного языка, предложения языка мысли (сентенциальные ментальные репрезентации) и пропозиции. Претенденты, популярные ранее, — убеждения, суждения, высказывания и утверждения — к настоящему моменту утратили былую распространенность, прежде всего в силу двух главных причин:
a. Проблема логически сложных носителей истинности. Некий субъект, назовем его S, может придерживаться дизъюнктивного убеждения (ребенок будет мальчиком или ребенок будет девочкой), при том что он в действительности убежден только в одном из дизъюнктов или не имеет убеждения вообще ни в одном из них. Далее, S может придерживаться условного убеждения (если киты — рыбы, то некоторые рыбы — млекопитающие), не будучи убежденным в истинности ни антецедента, ни консеквента. Далее, S будет, как правило, придерживаться отрицательного убеждения (не все люди удачливы), не будучи убежден в истинности того, что отрицается. В этих случаях истинностные оценки сложных убеждений S зависят от истинностных оценок их составляющих (constituents), при том что в истинности самих этих составляющих может не быть убежден ни S, ни кто бы то ни было другой вообще. Это значит, что взгляд, согласно которому первичными носителями истинности являются убеждения, судя по всему, оказывается неспособен объяснить, как истинностные оценки сложных убеждений связаны с истинностными оценками их более простых составляющих: чтобы сделать это, он должен быть в состоянии применять истинность и ложность к составляющим сложное убеждение простым убеждениям, даже когда никто не убежден в их истинности или ложности. Эта мысль, которая является в равной степени фундаментальной и для правильного понимания логики, была высказана всеми ранними сторонниками пропозиций (ср. [Bolzano 1837, I.§§22, 34; Frege 1879, §§2–5; Husserl 1900, I.§11; Meinong 1902, §6]). Эта проблема возникает равным образом, если мы будем считать первичными носителями истинности суждения, высказывания или утверждения. И ее не так просто обойти. Разговор об убеждениях, которые никто не разделяет (unbelieved beliefs) (суждениях, которые никто не выносит; высказываниях, которые никто не высказывает; утверждениях, которые никто не утверждает), либо абсурден, либо сводится к разговору о пропозициях или предложениях. Между прочим, заслуживает внимания тот факт, что довольно много философских теорий (касающихся как истины, так и других предметов) оказываются несовместимы с тем простым наблюдением, что существуют носители истинности, которые никем актуально не утверждаются и в которых никто актуально не убежден.
b. Двойственность состояния/содержания, или акта/объекта. Существительное «убеждение» может означать как состояние убежденности, так и его содержание, то есть то, в чем некто убежден. Если первое, т.е. состояние убежденности, вообще может быть названо истинным или ложным (что весьма сомнительно), то только в той степени, в которой является истинным или ложным последнее, т.е. то, в чем находящийся в этом состоянии убежден. То же самое верно и для существительных, означающих ментальные акты и их объекты (содержание), таких как «суждение», «высказывание» и «утверждение».
v. На протяжении всех Средних веков наиболее популярными носителями истинности были ментальные предложения. В первой половине XX века они были практически полностью забыты, однако во второй его половине они вновь вернулись на сцену вместе с получившей вторую жизнь (в особенности в виде гипотезы языка мысли, ср. [Fodor 1975]) репрезентационалистской теорией сознания. Сегодня нас может это несколько сбивать с толку, но на протяжении многих веков термин «пропозиция» (лат. propositio) использовался для обозначения исключительно предложений — написанных, произносимых или ментальных. Это употребление данного термина сделал общепринятым Боэций в VI веке н.э., и его все еще можно обнаружить в «Опыте о человеческом разумении» Локка в 1705 и в «Системе логики» Милля в 1843. Вскоре после (например, в [Moore 1901–02]) термин «пропозиция» резко изменил значение и стал использоваться для обозначения того, что высказывается посредством употребления предложения, того, в чем некто бывает убежден, на счет чего некто выносит суждение, что утверждается, предполагается и т.д. — хотя иногда случались и возвращения к средневековому употреблению этого слова (например, [Russell 1918; 1919]).
2.2 Факторы истинности
Использование словаря факторов истинности (truthmakers) выполняет функцию, сходную с использованием словаря носителей истинности — только применительно к другому члену отношения соответствия. Фактор истинности — это нечто такое, что делает какой-либо носитель истинности истинным. Разные версии теории соответствия имеют разные, часто несовместимые друг с другом взгляды насчет того, с какого именно рода предметами находятся в отношении соответствия носители истинности (с фактами, положениями дел, событиями, вещами, тропами, свойствами). Если мы желаем сохранить нейтралитет между всеми этими вариантами в вопросе о том, чему именно соответствуют носители истинности, то нам будет удобно использовать формулировку «фактор истинности». Следует помнить о четырех вещах:
i. Понятие фактора истинности тесно связано с соотнесенным с ним понятием обеспечения истинности (truthmaking) и зависит от него: фактор истинности — это нечто, что находится в отношении обеспечения истинности к некоторому носителю истинности. Несмотря на несколько каузальное звучание слов «фактор» (maker) и «обеспечивать» (making) это отношение обычно не считается каузальным отношением.
ii. Термины «обеспечение истинности» и «фактор истинности» двусмысленны (ambiguous). Рассмотрим для примера классическую теорию соответствия, согласно которой х истинно, если и только если х соответствует некоему факту. Мы можем сказать, (а) что х делает истинным (is made true by) факт — а именно, тот самый факт (или любой из тех фактов), которому х соответствует. Мы также можем сказать, (b) что х делает истинным соответствие этому факту. Оба эти употребления «делает истинным» являются правильными и встречаются в касающихся истины дискуссиях. Но они отличаются друг от друга, и разницу между ними необходимо хорошо понимать. Употреблением, которое обычно подразумевается, является употребление типа (а): оно выражает отношение, являющееся специфическим для истины, и приводит к такому употреблению термина «фактор истинности», которое реально указывает на те предметы, которые обычно подразумеваются при употреблении этого термина. Употребление типа (b) не выражает отношения, специфического для истины; оно представляет собой не более чем случай общей формулы «то, что делает некую F-вещь F» (где в данном случае F — истина), которую можно использовать для того, чтобы установить определяемую часть предполагаемого определения F. Сравни: то, что делает четное число четным — это его делимость на 2; то, что делает правильный поступок правильным — это тот факт, что у него будут лучшие последствия, чем у прочих доступных в данной ситуации поступков. Стоит обратить внимание на то, что любая теория, предлагающая определение или описание природы истины, может использовать понятие обеспечения истинности в смысле (b); например, теоретик согласованности, отстаивающий, что убеждение является истинным, если и только если оно согласуется с другими убеждениями, может сказать: то, что делает истинное убеждение истинным, — это то, что оно согласуется с другими убеждениями. Таким образом, в случае употребления типа (b) термины «обеспечение истинности» и «фактор истинности» не указывают на какое бы то ни было родство с базовой идеей, лежащей в основании теории истины как соответствия, в то время как в случае употребления типа (а) эти термины указывают на подобное родство.
iii. Использование словаря обеспечения истинности и факторов истинности хорошо согласуется с базовой идеей, лежащей в основании теории соответствия, так что могло бы показаться естественным описание традиционных теорий соответствия фактам как теорий, утверждающих, что факторами истинности являются факты, а отношение соответствия представляет собой отношение обеспечения истинности. Однако предположение о том, что отношение соответствия можно рассматривать как вид отношения обеспечения истинности, сомнительно. Соответствие, судя по всему, представляет собой симметричное отношение (если х соответствует у, то у соответствует х), тогда как, как правило, считается само собой разумеющимся, что обеспечение истинности является ассиметричным или по крайней мере не-симметричным отношением. Совершенно неясно, каким образом симметричное отношение могло бы быть видом ассиметричного или не-симметричного отношения.
iv. Словарь обеспечения истинности и факторов истинности часто используется в ходе неформальных дискуссий, касающихся истины, однако, как правило, оказывается отброшенным, когда исследователи предлагают более формальную или строгую формулировку своей теории истины (одной из причин для этого является соображение о том, что определять или объяснять истину в терминах факторов истинности или обеспечения истинности, судя по всему, значило бы иметь в теории круг). Однако не так давно этот неформальный способ обсуждения был превращен во вполне строгую доктрину: «теорию факторов истинности». Эту теорию следует отличать от неформального использования словаря факторов истинности: не каждый исследователь, использующий этот словарь, будет сторонником указанной теории. Кроме того, теорию факторов истинности не следует считать просто одной из версий теории соответствия; в действительности некоторые ее сторонники даже представляют ее в качестве конкурирующего по отношению к теории соответствия подхода (см. ниже, раздел 8.5).
2.3 Истина
Абстрактное существительное «истина» употребляется рядом различных способов. (а) Оно может употребляться для обозначения общего реляционного свойства, иначе обозначаемого как «бытие истинным»; хотя эта последняя формулировка была бы более точной, она редко используется даже в философских дискуссиях. (b) Существительное «истина» может употребляться для обозначения понятия, которое «выбирает» (picks out) это свойство и выражается в русском [4] языке с помощью прилагательного «истинный». Некоторые авторы не проводят различия между понятием и свойством; другие либо проводят, либо по крайней мере должны это делать: теория понятия истины может существенно отличаться от теории свойства истины. Рассмотрим всего один пример. Можно достаточно уверенно утверждать, что теория понятия истины должна поддаваться парадоксу лжеца (см. статью настоящей энциклопедии о парадоксе лжеца (англ.)), в противном случае она не была бы адекватной теорией реально используемого нами, нашего понятия истины; однако это соображение выглядит куда менее убедительным для теории свойства истины. Любое предлагаемое «определение истины» может быть предложено как определение либо свойства истины, либо понятия истины, либо и того, и другого одновременно; автор такого определения может как осознавать, так и не осознавать значение этого различия. (с) Существительное «истина» может, наконец, употребляться для обозначения некоторого множества истинных носителей истинности (возможно, неизвестных говорящему), как в случае таких выражений, как «Истина где-то рядом» и «Мы никогда не узнаем всей истины на этот счет».
3. Простые версии теории соответствия
Традиционным центральным элементом любой теории соответствия является определение истины. В наше время определение истины как соответствия всего скорее будет предлагаться как «реальное определение», т.е. как определение свойства, что снимает с его защитника обязательство утверждать, что это определение дает синоним для термина «истина». Большинство теоретиков соответствия считают малоправдоподобным и неоправданно смелым утверждать, что «истинно» означает то же самое, что «соответствует факту». Следует различать несколько простых видов определений истины как соответствия (переменная х пробегает по любым носителям истинности, которые мы считаем первичными; понятие соответствия может быть заменено на ряд родственных ему понятий):
(1) истинно, если
и только если x соответствует некоторому факту;
x ложно, если и только если x не соответствует никакому факту.
(2) истинно,
если и только если x соответствует некоторому положению дел, которое имеет место;
x ложно, если и только если x соответствует некоторому положению дел, которое не имеет места.
Оба вида определений используют части реальности — факты/положения дел — которые обычно обозначаются (denoted by) придаточными что-предложениями или сентенциальными герундиями — например, тот факт / то положение дел, что снег бел, или факт / положение дел бытия снега белым. Определение ложности в (2) принимает на себя онтологические обязательства по отношению к бытию (существованию) сущностей указанного рода, которые, тем не менее, не имеют места, таких как бытие снега зеленым. Определение ложности в (1) не имеет подобных обязательств: сказать, что факт не имеет места, означает в лучшем случае сказать, что такого факта нет, что его не существует. Следует отметить, что в использовании этой терминологии нет общепринятого стандарта: некоторые авторы употребляют формулировку «положения дел» ровно так, как выше употребляется термин «факты» (например, [Armstrong 1997]). Вне зависимости от этих терминологических вариаций вопрос о том, следует ли признавать существование не имеющих места сущностей подобного рода, представляет собой важную и существенную проблему. Разница между (2) и (1) подобна разнице между платонизмом в отношении свойств (признание неинстанциированных свойств) и аристотелизмом в отношении свойств (отрицание неинстанциированных свойств).
Сторонники (2) отстаивают тезис о том, что факты как раз и представляют собой положения дел, которые имеют место, т.е. они утверждают, что их определение истины по существу представляет собой анализ определения истины (1). Таким образом, предметом спора оказывается практически исключительно подход к ложности, которую (1) просто отождествляет с отсутствием истины.
В пользу принятия скорее (2), чем (1), можно привести следующие аргументы: (а) Из (2) не следует, что вещи за пределами категории носителей истинности (столы, собаки) являются ложными просто потому, что они не соответствуют никаким фактам. Может показаться, что этот «недостаток» (1) легко исправить: достаточно просто поместить эксплицитное уточнение желаемой категории носителей истинности в обе части (1). Однако некоторые исследователи полагают, что категории носителей истинности — например, утвердительные предложения или пропозиции, — сами нельзя определить, не прибегая к понятиям истинности и ложности — что сделало бы итоговое определение в имплицитном виде круговым. (b) Вид (2) предусматривает место для предметов внутри категории носителей истинности, которые не являются ни истинными, но ложными, т.е. он предусматривает возможность провала бивалентности. Некоторые, хотя и не все, исследователи сочтут это значимым преимуществом. (с) Если первичными носителями истинности являются предложения или ментальные состояния, то положения дел могут быть их значениями или содержаниями, и отношение соответствия в (2) может в таком случае пониматься как отношение репрезентации, обозначения (signification), значения (meaning) или имения-содержанием. Факты, со своей стороны, не могут быть отождествлены со значениями или содержаниями предложений или ментальных состояний — потому что в противном случае нам придется признать то абсурдное следствие, что ложные предложения и убеждения не имеют значения или содержания. (d) Возьмем истину формы «p или q», где p — истинно, а q — ложно. Каковы будут составляющие соответствующего этой истине факта? Поскольку q ложно, они не могут обе быть фактами (ср. [Russell 1906–07, 47f.]). Вид (2) предусматривает возможность того, что факт, соответствующий истине «p или q», представляет собой имеющее место дизъюнктивное положение дел, состоящее из положения дел, которое имеет место, и положения дел, которое не имеет места.
Основное преимущество (1) над (2), в свою очередь, заключается в том, что оно не имеет онтологических обязательств в отношении признания не имеющих места положений дел — таких как положение дел, что снег зелен, — составляющими реальности.
(Можно было бы заметить, что, строго говоря, (1) и (2), будучи бикондиционалами, вообще не имеют никаких онтологических обязательств. Их обязательства по отношению к фактам и положениям дел соответственно возникают, только если их объединить с тезисами о том, что существует нечто истинное и нечто ложное. Предложенное выше обсуждение предполагает эти тезисы уже данными).
Оба эти вида определений истины как соответствия, (1) и (2), следует отличать от определений вида:
(3) x истинно, если и только если x соответствует некоторому факту, который существует;
x ложно, если и только если x соответствует некоторому факту, который не существует,
который является либо ошибочной формулировкой (1), либо ошибочной формулировкой (2), либо, если ошибки тут нет, указывает на приверженностьмейнонгианству, т.е. тезису о том, что имеются вещи/факты, которые не существуют. Привлекательность (3) для некоторых исследователей проистекает из желания предложить нечто большее, чем просто отрицательное объяснение природы ложности, избегая при этом принятия на себя обязательств по отношению к не имеющим места положениям дел. Мур иногда поддается искушениям (3) ([Moore 1910–11, pp. 267 & 269, но см. p. 277]). (3) также можно обнаружить в английском переводе Витгенштейна ([Wittgenstein 1921, 4.25]) 1961 года. Витгенштейн использует термин «положения дел» (Sachverhalt) для обозначения (атомарных) фактов. В переводе Витгенштейн говорит, что элементарная пропозиция является ложной, когда соответствующее ей положение дел (атомарный факт) не существует — но в немецком оригинале тот же самый пассаж выглядит как скорее версия (2). Есть некоторая ирония в том, что определение вида (3) возвращает платоновскою проблему лжи в теорию соответствия фактам — т.е. в теорию того самого типа, который должен был дать альтернативное решение как раз для этой самой проблемы (см. раздел 1.2).
Четвертая простая форма теории соответствия хотя и была некоторое время популярной (ср. [Russell 1918, secs. 1 & 3; Broad 1933, IV.2.23; Austin 1950, fn. 23]), однако, кажется, к настоящему времени утратила былую распространенность:
(4) x истинно, если и только если x соответствует некоторому факту (находится с ним в согласии);
x ложно, если и только если x не-соответствует (mis-corresponds)
некоторому факту (находится с ним в несогласии).
Эта формулировка пытается избежать обязательств (2) по отношению к не имеющим места положениям дел и обязательств (3) по отношению к несуществующим фактам с помощью использования отношения не-соответствия, или несогласия, для объяснения природы лжи. Она также отличается от (1) тем, что она пытается не допустить того, чтобы предметы за пределами предполагаемой категории х-ов оказались ложными: предположительно, столы и собаки не могут не-соответствовать фактам. Основные проблемы (4) суть: (а) тот факт, что оно прибегает к дополнительному, потенциально таинственному отношению, которое (b) кажется достаточно сложным укротить: какой именно факт является тем самым фактом, который не-соответствует данной лжи? И кроме того: что мешает истине, которая по определению соответствует некоторому факту, также не-соответствовать некоторому другому факту — т.е. быть одновременно также и ложью?
Ниже я буду считать определения (1) и (2) парадигматическими; более того, поскольку сторонники (2) согласны с тем, что имеющие место положения дел суть факты, часто удобным оказывается сжать теорию соответствия до простой формулы, предлагаемой в (1): «истина — это соответствие некоторому факту» — по крайней мере до тех пор, пока нас особенно не интересуют проблемы, связанные с ложностью.
4. Аргументы в пользу теории соответствия
Главный аргумент в пользу теории соответствия, предлагаемый ее сторонниками, состоит в ее очевидности. Декарт: «Автор исследует, что есть истина; я же никогда по этому поводу не сомневался, ибо понятие это казалось мне настолько трансцендентально ясным, что невозможно его не знать… это слово — истина — в собственном своем смысле означает соответствие мысли предмету» [Descartes 1639, AT II 597] [5]. Даже те философы, общий характер философских систем которых мог бы заставить нас ожидать иного подхода к истине, как правило, соглашаются с этим. Кант: «Номинальная дефиниция истины, согласно которой она есть соответствие познания с его предметом, здесь допускается и предполагается заранее» [Kant 1787, B82] [6]. Уильям Джеймс: «Истина, как скажет вам любой словарь, это свойство некоторых наших идей. Оно обозначает их "согласие", а ложность — их несогласие с "действительностью"» [James 1907, 96]. И действительно, «Оксфордский словарь английского языка» сообщает нам: «Истина, сущ. — Соответствие (conformity) факту; согласие с действительностью».
В свете этого постоянно повторяемого тезиса об очевидности теории соответствия, было бы интересным узнать, насколько она популярна в действительности. У нас имеются некоторые эмпирические данные на этот счет. Опрос сайта «PhilPapers» (проведен в 2009; ср. [Bourget and Chalmers 2014]) — точнее говоря, та часть этого опроса, которая нацелена на всех постоянных сотрудников 99 ведущих факультетов философии, — сообщает о следующих ответах на вопрос «Истина: теория соответствия, дефляционизм или эпистемическая теория?». Принимают или склоняются в пользу: теории соответствия — 50.8%; дефляцинизма — 24.8%; других теорий — 17.5%; эпистемических теорий — 6.9%. Эти данные предполагают, что теории соответствия имеют слабое большинство среди профессиональных философов, а также что среди теорий, находящихся по отношению к этому большинству в оппозиции, нет ни одной, сравнимой с ними по поддержке. Это согласуется с тем наблюдением, что, как правило, дискуссии, касающиеся природы истины, рассматривают теорию соответствия в качестве исходной теории, т.е. той теории, которую прежде всего следует подвергать критики или от критики защищать.
Исторически теория соответствия — как правило, теория соответствия объектам — считалась совершенно очевидной — до такой степени, что свое нынешнее название она получила относительно недавно, а эксплицитные аргументы в ее пользу чрезвычайно трудно отыскать. С тех пор, как (относительно недавно) у нее появились конкуренты, теоретики соответствия разработали негативные аргументы, защищающие их подход от возражений оппонентов и подвергающие критике (а иногда и прямо высмеивающие) конкурирующие теории.
5. Возражения против теории соответствия
Возражение 1: Определения наподобие (1) и (2) слишком узки. Хотя они применимы к истинам в некоторых областях дискурса — например, в области науки — они проваливаются в других областях — например, в области морали: фактов морали не существует.
Это возражение признает моральные истины, однако отрицает идею о том, что реальность содержит моральные факты, которым могли бы соответствовать моральные истины. Другим примером области, которую некоторые «выделяют» подобным образом, является логика. Логические позитивисты признавали логические истины, однако отрицали существование логических фактов. Их идейный предок, Юм, уже предлагал два определения термина «истина»: одно — для логических истин в широком смысле, другое — для нелогических истин: «Истина или заблуждение состоят в согласии либо несогласии с реальным отношением идей или с реальным существованием и фактами» [Hume, Treatise, 3.1.1, ср. 2.3.10] [7] (см. также похожее сдвоенное определение, только данное в терминах соответствия объектам в [Locke, Essay, 4.5.6]).
Существует четыре возможных ответа на возражение подобного рода. (а) Нонкогнитивизм, который утверждает, что, несмотря на видимость обратного, утверждения из выделенной области вообще нельзя оценить в терминах истинностных оценок — например, моральные утверждения представляют собой приказания или выражения эмоций, замаскированные под носители истинности. (b) Теория ошибок, гласящая, что все утверждения из выделенной области являются ложными. (c) Редукционизм, который утверждает, что все истины из выделенной области соответствуют фактам из иной области, которая не считается проблематичной, — например, моральные истины соответствуют социо-бихевиориальным фактам, логические истины соответствуют фактам о лингвистических конвенциях. (d) Настаивание на своем, т.е. постулирование существования фактов в выделенной области.
Рассматриваемое возражение по сути утверждает, что для различных областей существуют различные сорта истины (не просто различные сорта истин, но различные сорта самого свойства бытия истинным). Судя по всему, это противоречит тому наблюдению, что существует множество очевидно валидных рассуждений, в которых заключение выводится из сочетания посылок, одни из которых относятся к выделенным, а другие — к не выделенным областям. Большинство исследователей считает, что это наблюдение опровергает нонкогнитивизм, который когда-то был наиболее распространенным ответом на возражение (1).
В связи с этим возражением следует обратить внимание на недавно предложенную теорию «множественной реализуемости» истины, согласно которой истину нельзя отождествить с соответствием факту, однако она может быть реализована соответствием факту для носителей истинности в некоторых областях дискурса, включая «выделенные» области. Хотя эта теория сохраняет в себе некоторые важные элементы теории соответствия, она, строго говоря, не представляет собой ответа на возражение (1) со стороны теории соответствия и ее следует рассматривать как один из конкурирующих с теорией соответствия подходов (см. ниже раздел 8.2).
Возражение 2: Теории соответствия слишком очевидны. Они тривиальны, бессодержательны и оперируют плоскими трюизмами. Формулировки вроде «соответствия фактам» регулярно используются в языке как идиоматические заместители для слова «истина». Подобные общие места языкового узуса не следует принимать за выражение приверженности теории соответствия в хоть сколько-нибудь строгом смысле. Определения вроде (1) и (2) просто сжимают некоторые тривиальные идиомы до ловких ходовых формул — они не заслуживают громкого названия «теории», у них нет никакого теоретического веса (ср. [Woozley 1949, chap. 6; Davidson 1969; Blackburn 1984, chap. 7.1]).
В ответ на это можно заметить: (а) Определения вроде (1) и (2) представляют собой «мини-теории» — мини-теории достаточно распространены в философии, — а утверждение о том, что они бессодержательны просто потому, что они ориентируются на языковой узус, никак не является само собой разумеющимся. (b) Существуют теории соответствия, которые не ограничиваются этими определениями. (с) Эта претензия предполагает, что определения типа (1) и/или (2) общеприняты и, кроме того, достаточно пусты, чтобы быть совместимыми с любой более глубокой теорией истины. В таком случае становится достаточно тяжело объяснить, почему некоторые мыслители яростно отвергают любые формулировки теории истины в терминах соответствия. (d) Это возражение подразумевает, что можно сказать, что соответствие убеждения субъекта S некоторому факту состоит в, например, согласованности этого убеждения с системой убеждений S, взятой в целом. Даже если мы будем понимать термины «соответствие» и «факт» самым общим и несодержательным образом, это чрезвычайно неправдоподобно.
Возражение 3: Теории соответствия слишком туманны.
Возражения этого типа, являющиеся наиболее распространенными, утверждают, что центральные понятия теории соответствия несут на себе неприемлемые онтологические обязательства и/или сами не могут быть объяснены каким бы то ни было удовлетворительным способом. Эти возражения можно подразделить на возражения, прежде всего направленные на отношение соответствия (3.C1, 3.C2) и на возражения, прежде всего направленные на понятие фактов, или положений дел (3.F1, 3.F2).
3.C1: Отношение соответствия должно представлять собой некоего рода отношение подобия (resemblance). Но носители истинности не могут быть подобны ничему иному в мире, кроме других носителей истинности (это своеобразный отголосок мысли Беркли о том, что «идея может быть похожа только на другую идею»).
3.C2: Отношение соответствия весьма загадочно: кажется, что оно способно простираться в самые отдаленные точки пространства (быстрее света?) и времени (в прошлое и в будущее). Каким образом подобное отношение могло бы быть объяснено в рамках натуралистической парадигмы? Какое такое физическое отношение оно могло бы собой представлять?
3.F1: Учитывая великое множество различных сложных носителей истинности, теория соответствия будет обязана признавать существование бесчисленных видов «причудливых фактов», являющихся онтологически сомнительными. Отрицательные, дизъюнктивные, условные, универсальные, вероятностные, сослагательные и контрфактические факты равным образом дают основание для этой претензии.
3.F2: Все факты, включая самые простые, являются онтологически сомнительными. Использование словаря фактов, будучи завязано на что-предложения, просто паразитирует на использовании словаря истинности. Факты слишком похожи на носители истинности. Факты представляют собой фикцию, выдуманные предложениеобразные куски реальности, «проецируемые на мир с истинных предложений ради постулирования отношения соответствия» ([Quine 1987, 213]; ср. [Strawson 1950]).
6. Соответствие как изоморфизм
Некоторые из теорий соответствия представляют собой мини-теории, укладывающиеся в две строки и утверждающие не многим более, чем некоторую конкретную версию (1) или (2). Обычно мы ожидаем от философских теорий несколько большего (хотя стоит признать, что мини-теории достаточно распространены в философии). Мы могли бы ожидать от теорий соответствия выхода за пределы определений вроде (1) и (2) и выполнения трех задач: объяснения того, как функционирует отношение соответствия; объяснения природы фактов; объяснения условий, которые определяют, какие носители истинности каким фактам соответствуют.
Одним из подходов к решению этих задач могло бы быть постулирование некоторых общих принципов, которые теория соответствия могла бы добавить к своему центральному принципу, чтобы облечь свою теорию плотью. Первый из таких принципов гласит, что отношение соответствия не должно схлопываться до отношения тождества — «для истины недостаточно чего-то одного» [Austin 1950, 118]:
Принцип нетождественности:
Ни одна истина не является тождественной тому факту, соответствия которому достаточно для того, чтобы она была истинной.
Было бы намного проще сказать, что ни одна истина не тождественна факту. Однако некоторые авторы (например, [Wittgenstein 1921]) считают, что пропозиция (Satz, носитель истинности у Витгенштейна) сама является фактом — хотя и не тем же самым фактом, что тот, который делает эту пропозицию истинной. Нетождественность обычно считается теоретиками соответствия чем-то само собой разумеющимся, поскольку она конституирует саму идею теории соответствия — авторы, которые выдвигают встречные аргументы в пользу того, что отношение соответствия с необходимостью должно схлопываться до отношения тождества, рассматривают эти свои аргументы как возражения против любого вида теории соответствия (ср. [Moore 1901/02; Frege 1918–19, 60]).
Что касается самого отношения соответствия, то в нем можно различить два аспекта: соответствие как корреляция и соответствие как изоморфизм (ср. [Pitcher 1964; Kirkham 1992, chap. 4]). В отношении первого аспекта, знакомого нам по математическим контекстам, бо́льшая часть теоретиков соответствия, всего скорее, примет тезис (а), а некоторые из них могут также дополнительно принять тезис (b):
Принцип корреляции:
(а) Каждая
истина соответствует в точности одному факту.
(b) Различные истины
соответствуют различным фактам.
Взятые вместе, (а) и (b) говорят о том, что соответствие является отношением типа «одно-к-одному». Это, кажется, излишне сильный тезис, и непросто будет найти реальных теоретиков соответствия, которые бы эксплицитно придерживались (b): почему бы разным истинам не соответствовать одному и тому же факту — при условии, что они не будут слишком уж различны между собой? Эксплицитная приверженность (а) тоже встречается достаточно редко. Однако теоретики соответствия, как правило, чувствуют себя вправе свободно переходить от разговора об истине к разговору о том (the) факте, которому она соответствует — а этот переход указывает на приверженность (а).
Принцип корреляции не говорит ничего о внутренней структуре находящихся в отношении соответствия предметов. Напротив, соответствие как изоморфизм предполагает, что находящиеся в отношении соответствия предметы имеют одинаковую или в достаточной степени подобную структуру составляющих. Этот аспект является более характерным (и более спорным) моментом теории соответствия, чем предыдущий, и одновременно его существо куда труднее точно сформулировать. Ограничимся следующей достаточно грубой формулировкой: теоретик соответствия может счесть нужным добавить к своей теории тезис, обязывающий ее к чему-то вроде следующего.
Принцип структуры:
Если предмет типа К соответствует определенному факту, то они имеют одинаковую или в достаточной степени подобную структуру: общее соответствие между истинным К и фактом обеспечивается соответствием их частей — т.е. тем, что они имеют соответствующие друг другу составляющие в соответствующих частях одинаковой структуры или в достаточной степени подобной структуры.
Базовая идея здесь заключается в том, что как носители истинности, так и факты являются сложными структурированными сущностям: носители истинности состоят из (других носителей истинности и в конечном счете — из) слов или понятий; факты состоят из (других фактов, или положений дел, и в конечном счете — из) вещей, свойств и отношений. Цель в том, чтобы показать, как отношение соответствия порождается фундирующим его отношением между, с одной стороны, наиболее элементарными составляющими носителей истинности и, с другой, наиболее элементарными составляющими соответствующих им фактов. Одна часть такого проекта будет связана с объяснением порождающих соответствие отношений: она должна будет предложить теорию того, как простые слова или понятия могут говорить о вещах, свойствах и отношениях, т.е. она в итоге должна будет влиться в семантику или психосемантику (в зависимости от того, какие носители истины мы предпочтем). Другая часть такого проекта — его узкоонтологическая часть — должна будет предложить критерии тождества для фактов и объяснить, каким образом их простые составляющие составляются в сложные целые. Сочетание этих двух частей должно будет дать нам описание условий, определяющих, какие именно носители истинности соответствуют каким именно фактам.
Принцип корреляции и Принцип структуры отражают различные аспекты отношения соответствия. Мы можем придерживаться первого, не придерживаясь последнего, однако трудно себе представить, как можно было бы придерживаться последнего, не придерживаясь по крайней мере части (а) первого.
Изоморфистский подход к соответствию дает ответ на возражение 3.C1. Хотя истина о том, что кошка лежит на коврике, не является подобной ни кошке, ни коврику (эта истина не мяукает, не пахнет и т.д.), она является подобной тому факту, что кошка лежит на коврике. Их подобие является не качественным, а более абстрактным, структурным подобием.
Этот подход также позволяет чуть лучше разобраться в возражении 3.C2. Предполагается, что отношение соответствия сводится к фундирующему его отношению между словами (или понятиями) и реальностью. Соответственно, теория соответствия представляет собой немногим больше, чем ответвление семантики и/или психосемантики, т.е. теории интенциональности, построенной таким образом, что она включает в себя репрезентационалистскую теорию сознания (ср. [Fodor 1989]). Это напоминает нам о том, что отношение соответствия является не более — но и не менее — загадочным, чем семантические отношения в целом. Подобные отношения имеют некоторые любопытные черты, и с ними связан целый ряд загадок и сложных вопросов, прежде всего: можно ли их объяснить в терминах натуралистических (каузальных) отношений, или же их следует рассматривать как нередуцируемо ненатуралистические аспекты реальности? Некоторые философы утверждали, что семантические отношения слишком загадочны, чтобы относится к ним всерьез, — обычно на том основании, что их нельзя объяснить в натуралистических терминах. Но здесь следует помнить, что это утверждение эквивалентно чрезвычайно общему и весьма радикальному наступлению на семантику в целом, на само представление о том, что слова и понятия могут говорить о вещах. Распространенная практика обращать это наступление конкретно против теории соответствия кажется достаточно лукавой. В том, что касается осмысленности отношения соответствия, теория соответствия ровно настолько же сильна или слаба, насколько слаба или сильна теория референции и интенциональности вообще.
Стоит, впрочем, отметить, что эти замечания, касающиеся возражений 3.C1 и 3.C2, не являются независимыми от наших взглядов на природу первичных носителей истинности. Если мы будем считать носителями истинности предложения обыденного языка (или их идеализированные версии) или ментальные репрезентации (предложения языка мысли), то сделанные выше замечания останутся полностью верны без всяких оговорок: соответствие будет семантическим или психосемантическим отношением. Если, однако, мы будем считать первичными носителями истинности пропозиции, то у нас возникает следующая дополнительная сложность:
i. Согласно в широком смысле фрегеанскому пониманию пропозиций, пропозиции составляются из понятий объектов и свойств (в логическом, а не психологическом смысле слова «понятие»). В случае такого понимания пропозиций приведенные выше замечания останутся верны — поскольку отношение между, с одной стороны, понятиями и, с другой, объектами и свойствами, чьими понятиями эти понятия являются, кажется, представляет собой семантическое отношение, а именно понятийно-семантическое отношение.
ii. Согласно так называемому расселианскому пониманию пропозиций (которое ранний Рассел перенял прежде всего от раннего Мура), пропозиции составляются не из понятий объектов и свойств, но из самих этих объектов и свойств (ср. [Russell 1903]). В случае такого понимания пропозиций приведенные выше замечания, всего скорее, более не будут иметь силы, поскольку отношение соответствия, будучи примененным к истинным расселианским пропозициям, судя по всему, неизбежно схлопнется до отношения тождества. Сложно представить, как расселианская пропозиция может быть чем-либо, кроме факта: чем тогда факту остается быть, если он не может быть описанного рода вещью? Соответственно, оказывается отброшенным Принцип нетождественности и вместе с ним — теория соответствия: «Как только мы ясно осознаем, что пропозиция обозначает не убеждение или словесную форму, но объект убеждения, становится совершенно очевидным, что истина ни в чем не отличается от той реальности, которой она, предположительно, должна была всего лишь соответствовать» [Moore 1901–02, 717]. Простая теория соответствия фактам, будучи применена к пропозициям, понимаемым в расселианском ключе, таким образом, сводится к теории истины как тождества, согласно которой пропозиция истинна, если и только если она является фактом, и ложна, если и только если она не является фактом. См. ниже раздел 8.3, а также статьи настоящей энциклопедии о пропозициях (англ.), единичных пропозициях (англ.) и структурированных пропозициях (англ.).
Но расселианцы обычно не отбрасывают теорию соответствия целиком. Хотя они не могут принять (1) из раздела 3 применительно к пропозициям как носителям истинности, отношение соответствия будет частью их теории истины для предложений (публичных или ментальных). Эта теория будет иметь форму (2) из раздела 3, примененную к любым категориям носителей истинности, кроме пропозиций, где расселианские пропозиции будут фигурировать в правой части бикондиционалов в виде положений дел, которые имеют или не имеют место. На постулирование положений дел вдобавок к пропозициям иногда косо смотрят, считая этот ход произвольным онтологическим удвоением. Но расселианцы вовсе не постулируют положения дел вдобавок к пропозициям, ибо пропозиции, согласно их взглядам, — это уже и есть положения дел. Это положение становится практически неизбежным, как только мы отождествляем истинные пропозиции с фактами. Если истинная пропозиция — это факт, тогда ложная пропозиция, которая могла бы быть истинной, была бы фактом, если бы она была истинной. Значит, (контингентная) ложная пропозиция, не будучи фактом, должна быть сущностью того же самого рода, что и факт, — она должна быть неким не-фактом; но «не-факт» — это просто другое название для не имеющего места положения дел. Расселианские пропозиции суть положения дел: ложные — положения дел, не имеющие места; истинные — положения дел, имеющие место.
Расселианское понимание пропозиций довольно распространено в наши дни. Довольно любопытно, что современные расселианцы почти никогда не называют пропозиции фактами или положениями дел. Это связано с тем, что их прежде всего интересуют проблемы убеждений, приписывания убеждений и семантики предложений. В подобных контекстах действительно более естественным будет использовать словарь пропозиций, чем словарь положений дел. Кажется неестественным (ошибочным) говорить, что кто-то убежден в положении дел или же что положение дел является истинным или ложным. Впрочем, если уж на то пошло, кажется в равной степени неестественным (ошибочным) говорить, что некоторые пропозиции суть факты, что факты являются истинными и что пропозиции имеют или не имеют место. Тем не менее все это должно быть в буквальном смысле истинно, согласно расселианцам. Они должны утверждать, что пара выражений «пропозиции» и «положения дел» подобна паре выражений «Вечерняя звезда» и «Утренняя звезда» — это разные названия для одних и тех же вещей. Эти названия имеют разные коннотации, и каждое из них более уместно в своем лингвистическом контексте, что объясняет ощущаемую нами неестественость, когда одно из них переносится в контекст, более уместный для другого.
Вернемся к изоморфистскому подходу в целом. В случае прямолинейного или наивного применения этого подхода соответствие будет отношением типа «одно-к-одному» между истинами и соответствующими им фактами, что делает этот подход уязвимым для возражения от причудливых фактов (3.F1): каждому истинному носителю истинности, каким бы сложным он ни был, должен будет быть сопоставлен свой факт. Более того, поскольку последовательное и строгое применение изоморфизма приписывает соответствующие сущности всем (релевантным) составляющим носителей истинности, комплексные факты будут содержать объекты, соответствующие логическим константам («не», «или», «если… то…», и т.д.), и эти «логические объекты» придется рассматривать как составляющие также и мира. Значительная часть философов считает малоправдоподобным существование подобных причудливых фактов и причудливых квазилогических объектов.
Изоморфистский подход никогда не отстаивался в полностью наивной форме, в которой он бы приписывал находящиеся в отношении соответствия объекты каждой заусенице наших вербальных или ментальных высказываний. Вместо этого его сторонники пытаются выделить «релевантные» составляющие носителей истинности через анализ значения, намереваясь раскрыть логическую форму, или глубинную структуру, лежащую за обыденным языком и мыслью. Эта глубинная структура может затем быть выражена в идеальном языке (как правило, языке логики предикатов), чья синтаксическая структура должна идеально отражать онтологическую структуру реальности. Получающаяся в итоге теория — соответствие как изоморфизм между правильным образом проанализированными носителями истинности и фактами — избегает постулирования странных объектов, соответствующих таким выражениям, как «среднестатистический муж», «в соответствие с» и «нынешний король Франции», однако эта теория все еще оказывается обязана признавать логически сложные факты и логические объекты, соответствующие логическим константам.
Остин [Austin 1950] отвергает изоморфизм на том основании, что он проецирует структуру нашего языка на мир. Согласно его версии теории соответствия (представляющей собой более разработанную версию (4), применяемую к высказываниям), высказывание в целом соотносится с положением дел посредством произвольных лингвистических конвенций без того, чтобы зеркально отражать его внутреннюю структуру (см. также [Vision 2004]). Кажется, что подобный подход оказывается уязвим для следующего возражения: он избегает причудливых фактов только ценой отказа от систематичности. Язык не дает нам отдельной лингвистической конвенции для каждого высказывания: это бы требовало слишком большого числа конвенций. Скорее кажется, что истинностные оценки высказываний определяются систематически, при помощи относительно небольшого набора конвенций, семантическими значениями (отношениями к реальности) более простых составляющих этих высказываний. Подобная систематичность лежит в самом сердце изоморфистского подхода.
Критики часто повторяют аргумент «проекции» Остина — 3.F2 — о том, что теория соответствия совершает «ошибку перенесения на мир свойств языка» [Austin 1950, 155] [8] (ср также, например, [Rorty 1981]). В конечном итоге позиция, из которой исходит подобная критика, является глубоко пессимистической: если на первый взгляд существует структурное подобие между способом выражения или мышления и некоторой онтологической категорией, то из этого заключается (пессимистически), что упомянутая онтологическая категория является иллюзией, простой проекцией структуры нашего языка на мир. Сторонников традиционных теорий соответствия можно рассматривать как занимающих противоположную позицию: пока нет конкретных причин считать иначе, они готовы предполагать (оптимистически), что структура нашего языка и/или мысли отражает реальные онтологические категории, что структура нашего языка и/или мысли (по крайней мере, в существенной степени) такова, какова она есть, как раз вследствие структуры мира.
7. Модифицированные версии теории соответствия
7.1 Логический атомизм
Витгенштейн [Wittgenstein 1921] и Рассел [Russell 1918] предлагают модифицированные теории истины как соответствия фактам в качестве части их программы логического атомизма. Подобные теории строятся в два шага. На первом шаге базовое определение истины, например, (1) из раздела 3, ограничивается специальным подклассом носителей истинности — так называемыми элементарными, или атомарными, носителями истинности, чья истинность, согласно этой теории, состоит в их соответствии (атомарным) фактам: если х элементарен, то х истинен, если и только если х соответствует некоторому (атомарному) факту. Это ограниченное определение служит базовым положением для задающих истинностные условия рекурсивных положений (truth-conditional recursion-clauses), даваемых на втором шаге, на котором истинностные оценки не-элементарных, или молекулярных, носителей истинности объясняются рекурсивно в терминах их логической структуры и истинностных оценок их более простых составляющих. Например: предложение формы «не-p» истинно, если и только если «р» ложно; предложение формы «р и q» истинно, если и только если «р» истинно и «q» истинно; предложение формы «р или q» истинно, если и только если «р» истинно или «q» истинно и т.д. Эти рекурсивные положения (называемые «истинностными условиям») могут последовательно применяться сколь угодно большое количество раз до тех пор, пока истина не-элементарных, молекулярных предложений не будет сведена к истинности или ложности их элементарных, атомарных составляющих.
Логический атомизм использует хорошо известные правила, зафиксированные в таблицах истинности, для оценки сложных формул на основании их более простых составляющих. Эти правила можно понимать одним из двух различных способов: (а) как указывающие на онтологические отношения между сложными фактами и составляющими их более простыми фактами или (b) как указывающие на логико-семантические отношения, демонстрирующие, как истинностные оценки сложных предложений могут быть объяснены в терминах их логических отношений к составляющим их более простым предложениям вкупе с соответствием и не соответствием простых, элементарных предложений атомарным фактам. Логический атомизм выбирает вариант (b).
Логический атомизм должен, по задумке своих создателей, идти в связке с онтологическим тезисом, согласно которому мир есть совокупность атомарных фактов (ср. [Wittgenstein 1921, 2.04]); это дает ответ на возражение 3.F2, исключая из нашей картины причудливые факты: атомарные факты суть единственные факты, хотя на практике многие логические атомисты склонны допускать конъюнктивные факты, рассматривая их как простые аггрегаты атомарных фактов. Элементарная истина является истинной, поскольку она соответствует атомарному факту: отношение соответствия все так же представляет собой отношение изоморфизма, но теперь оно наличествует исключительно между элементарными истинами и атомарными фактами. Подобного совпадения нет между истинами и фактами на уровне не-элементарных, молекулярных истин: например, истины «р», «р или q», «р или r» все могут быть истинными просто потому, что «р» соответствует факту. Фокус, позволяющий избежать логически сложных фактов, заключается в том, чтобы не постулировать каких бы то ни было сущностей, соответствующих логическим константам. Идея в том, что логическая сложность относится исключительно к структуре языка и/или мысли; она не представляет собой черту мира. Это выражается Витгенштейном в часто цитируемом отрывке: «Моя основная мысль заключается в том, что "логические постоянные" ничего не представляют, что логика факта не может быть представлена» [Wittgenstein 1921, 4.0312] [9], а также Расселом: «Вы не должны искать в реальном мире объект, который можно назвать "или" и говорить: "Итак, взгляни на это. Это — “или”"» [Russell 1918, p. 209f.] [10].
Хотя теории подобного рода, как правило, естественным образом классифицируются как версии теории соответствия, следует отметить, что, строго говоря, они несовместимы с ее базовыми формами, представленными в разделе 3. Согласно логическому атомизму, неверно, что для каждой истины есть соответствующий ей факт. Тем не менее в рамках этой теории верно, что истинность каждой истины объясняется в терминах соответствия некому факту (или несоответствия ни одному факту), а также (в случае молекулярных истин) логических понятий, уточняющих логическую структуру сложных носителей истинности. Логический атомизм пытается избежать постулирования логически сложных, причудливых фактов посредством анализа носителей истинности. Этот подход не следует путать с похожим на него на первый взгляд подходом, гласящим, что молекулярные факты в конечном итоге составлены из атомарных фактов. Последний подход будет признавать сложные факты, предлагая онтологический анализ их структуры, и, таким образом, будет совместим с базовыми формами теории соответствия, представленными в разделе 3, поскольку он будет совместим с тезисом о том, что для каждой истины существует соответствующий ей факт. (Более подробно о классическом логическом атомизме см. в [Wisdom 1931–1933; Urmson 1953] и статьях настоящей энциклопедии о логическом атомизме Рассела (англ.) и логическом атомизме Витгенштейна (англ.).)
Хотя Витгенштейн и Рассел, кажется, считали, что составляющие атомарных фактов должны быть определены на основании априорных соображений, Армстронг [Armstrong 1997; 2004] отстаивал апостериорную форму логического атомизма. По его мнению, атомарные факты составлены из единичных объектов (particulars) и простых универсалий (свойств и отношений). Последние представляют собой объективные черты мира, которые лежат в основании объективных подобий между единичными объектами и объясняют их каузальные силы. Соответственно, какие именно единичные объекты и универсалии существуют, должно будет быть определено на основании совокупности всего научного знания.
Проблемы: Логический атомизм непросто защищать в его чистом виде, и он редко в этом виде отстаивался. Среди связанных с ним трудностей есть — следующие: (а) Что именно собой представляют носители истинности? Как мы их определяем? (b) Имеется ряд молекулярных носителей истинности — такие как сослагательные и контрафактические предложения — существование которых ведет к возражению от причудливых фактов, но с которыми при этом нельзя справиться с помощью простых задающих истинностные условия положений, потому что их истинностные оценки, судя по всему, не определяются истинностными оценками их элементарных составляющих. (с) Существуют ли универсальные факты, соответствующие универсальным обобщениям? Витгенштейн [Wittgenstein 1921] относится к идее универсальных фактов с неодобрением; судя по всему, он хочет анализировать универсальные обобщения как бесконечные конъюнкции случаев, попадающих под эти обобщения. Рассел [Russell 1918] и Армстронг [Armstrong 1997; 2004] отвергают подобный анализ: они признают существование универсальных фактов. (d) Отрицательные истины представляют собой наиболее существенную проблему, потому что они идут против чрезвычайно привлекательного для логических атомистов принципа — «принципа фактора истинности» (ср. раздел 8.5), который гласит, что для каждой истины в мире должно существовать нечто, что делает ее истинной, т.е. что для каждого носителя истинности должен существовать фактор истинности. Предположим, что «р» — элементарный носитель истинности. Согласно приведенной выше теории, «не-р» истинно, если и только если «р» ложно, а это верно, если и только если «р» не соответствует никакому факту. Следовательно, если «не-р» истинно, то его истинность не обеспечивается никаким фактом — иными словами, судя по всему, у «не-р» нет фактора истинности. Рассел признает себя вынужденным признать отрицательные факты, которые значительная часть мыслителей рассматривает как эталонно сомнительные онтологические сущности. Витгенштейн иногда обсуждает атомарные факты, которые не существуют, и называет само их несуществование отрицательным фактом (ср. [Wittgenstein 1921, 2.06]), однако это едва ли можно считать признанием существования, собственно, отрицательного факта. Армстронг [Armstrong 1997, chap. 8.7; 2004, chaps. 5–6] считает, что отрицательные истины делает истинными второпорядковый «факт полной совокупности» (totality fact), который говорит обо всех (положительных) первопорядковых фактах что их совокупность представляют собой все имеющиеся первопорядковые факты.
Атомизм и расселианское понимание пропозиций (см. раздел 6). К тому времени, когда Рассел стал отстаивать логический атомизм (около 1918 года), он уже отказался от того, что сегодня называется расселианским пониманием пропозиций (которого он и Мур придерживались около 1903 года). Но расселианские пропозиции популярны в наше время. Следует обратить внимание, что логический атомизм — неподходящая теория для поклонников расселианского понимания пропозиций. Довод в пользу этого тезиса очень прост. У нас есть логически сложные убеждения, часть которых являются истинными. Согласно поклонниками расселианских пропозиций, содержанием наших убеждений являются расселианские пропозиции, а содержанием наших истинных убеждений являются истинные расселианские пропозиции. Поскольку истинные расселианские пропозиции суть факты, должно существовать по крайней мере столько же сложных фактов, сколько существует истинных убеждений со сложным содержанием (и по крайней мере столько же сложных положений дел, сколько существует истинных или ложных убеждений со сложным содержанием). Атомизм годится для предложений — публичных или ментальных — и для фрегеанских пропозиций; но не для расселианских пропозиций.
Логический атомизм задуман в своем устройстве так, чтобы быть в состоянии отвечать на возражение от причудливых фактов (3.F1). Но его устройство не предполагает возможности ответить на возражение от фактов в целом (3.F2). В ответ на это возражение логические атомисты будут просто защищать (атомарные) факты. Согласно одной из линий этой защиты, факты необходимы нам, так как голые объекты недостаточно артикулированы для того, чтобы служить факторами истинности. Если бы «а» был единственным фактором истинности для «а есть F», то тогда из последнего можно было бы вывести «а есть G» для любого «G». Значит, носитель истинности для «а есть F» должен включать в себя по крайней мере а и F-ность. Но поскольку F-ность — это универсалия, то она вполне могла бы быть инстанциирована и в другом объекте, скажем, в b, поэтому одного только существования а и F-ности недостаточно для того, чтобы сделать истинным утверждение «а есть F»: а и F-ность должны быть связаны вместе в факт бытия а F-ом. Армстронг [Armstrong 1997] и Олсон [Olson 1987] также утверждают, что факты необходимы для того, чтобы объяснить связь, которая привязывает единичные объекты к универсалиям.
В этой связи обычно подчеркивается, что факты не супервентны на своих составляющих и, таким образом, не могут быть к ним полностью редуцированы. Факты представляют собой сущности, существующие сверх и помимо единичных объектов и универсалий, из которых они состоят: факт того, что a любит b, и факт того, что b любит a, — это разные факты, несмотря на то, что у них одинаковые составляющие.
Другой способ защиты фактов — встречающийся, впрочем, на удивление редко — будет заключаться в том, что многие факты просто можно наблюдать: мы видим, что кошка на коврике, и это не то же самое, что видеть кошку, видеть коврик или видеть то и другое. Тому, кто возразит на это, что существует множество ненаблюдаемых фактов, можно будет легко ответить, что существует также множество ненаблюдаемых объектов. (Более подробное обсуждение аргументов против фактов см. в [Austin 1961; Vendler 1967, chap. 5; Vision 2004, chap. 3]; см. также статью настоящей энциклопедии о фактах (англ.).)
Некоторые атомисты предлагают атомистическую версию определения (1), из которой, однако, исключены факты, поскольку они считают, что факты как фрагменты реальности слишком подозрительно похожи на предложения, чтобы к ним можно было относиться с полной онтологической серьезностью. Вместо фактов они предлагают в качестве состоящих в отношении соответствия с носителями истинности частей реальности события и/или объекты-плюс-тропы (также известные как модусы (modes), партикуляризированные качества, моменты). Считается, что эти предметы более «вещеподобны», чем факты, оставаясь при этом в достаточной степени артикулированными — и достаточными по количеству — чтобы служить подходящими факторами истинности (см. [Mulligan, Simons, and Smith 1984]).
7.2 Логический «субатомизм»
Логический атомизм стремится обойтись без логически сложных факторов истинности путем ограничения сферы действия определений вроде (1) и (2) из раздела 3 только элементарными носителями истинности, а также с помощью рекурсивного объяснения истинностных оценок молекулярных носителей истинности в терминах их логической структуры и атомарных факторов истинности (атомарных фактов, событий, объектов-плюс-тропов). Более радикальные модификации теории соответствия развивают стратегию рекурсивного объяснения еще дальше, полностью отказываясь от определений вроде (1) и (2) — а значит, и от нужды в атомарных носителях истинности — и уходя, так сказать, на «субатомарный» уровень.
Подобные теории раскладывают простые носители истинности — например, предложения — на их еще более простые составляющие и разлагают отношение соответствия на подходящие семантические суботношения: имена находятся в отношении референции (или обозначения) к объектам; предикаты (открытые предложения) применяются к объектам или выполняются ими. Выполнимость сложных предикатов может быть объяснена рекурсивно, в терминах логической структуры и выполнимости составляющих их более простых предикатов: объект о выполняет «х не есть F», если и только если о не выполняет «х есть F»; о выполняет «х есть F или х есть G», если и только если о выполняет «х есть F» или о выполняет «х есть G» и т.д. Эти рекурсивные положения укоренены в базовом положении, описывающем выполнимость примитивных предикатов: объект о выполняет «х есть F», если и только если о инстанциирует свойство, выражаемое F. Некоторые предпочитают более номиналистическое базовое положение для выполнимости, надеясь обойтись без сколь-либо существенного привлечения свойств. Истина для единичных предложений, состоящих из имени и произвольного сложного предиката, в таком случае определяется следующим образом: единичное предложение истинно, если и только если объект, обозначаемый именем, выполняет используемый в предложении предикат. С помощью логического аппарата, предложенного Тарским [Tarski 1935], можно далее превратить этот упрощенный набросок теории в более общее определение истины — определение, которое покрывает предложения с реляционными предикатами и кванторами, а также молекулярные предложения. Может ли рассматриваться предложенное самим Тарским определение истины как определение теории соответствия — нерешенный вопрос, даже если мы будем понимать «теорию соответствия» в обсуждаемом здесь модифицированном смысле (ср. [Popper 1972; Field 1972, 1986; Kirkham 1992, chaps. 5–6; Soames 1999; Künne 2003, chap. 4; Patterson 2008]).
Субатомизм представляет собой возвращение к теориям соответствия объектам (в широком смысле). Поскольку он дает возможность отказаться от фактов и от любых прочих подобным образом артикулированных предложениеобразных фрагментов реальности, теоретики соответствия, считающие аргумент 3.F2 серьезным возражением, предпочитают именно этот подход: в нем даже элементарным носителям истинности не сопоставляется каких бы то ни было параллельных по структуре (matching) факторов истинности. Само отношение соответствия уступает в нем свое место двум семантическим отношениям между составляющими носителей истинности и объектами: референции (или обозначению) и выполнимости — отношениям, центральным для любой семантической теории. Некоторые сторонники теорий подобного типа предполагают возможность дать каузальное объяснение для этих отношений (ср. [Field 1972; Devitt 1982, 1984; Schmitt 1995; Kirkham 1992, chaps. 5–6]). Также оказывается, что для описания реляционных предикатов нам нужно использовать отношение выполнимости упорядоченными последовательностями объектов. Дэвидсон [Davidson 1969; 1977] утверждает, что представление о выполнимости предикатов последовательностями — это все, что остается от традиционной идеи соответствия фактам; сам он рассматривает референцию и выполнимость как «теоретические конструкты», для которых не требуется каузальное или какое бы то ни было другое объяснение.
Проблемы: (а) Субатомизм подходит к объяснению истинностных оценок молекулярных носителей истинности тем же самым способом, каким к этому подходит атомизм — соответственно, молекулярные носители истинности, истинностные оценки которых нельзя объяснить истинностно-функционально, представляют для субатомизма точно такую же проблему, как и для атомизма. (b) Приписывания убеждений и модальные высказывания представляют для субатомизма отдельную проблему: например, кажется, что выражение «убежден в том, что» представляет собой реляционный предикат, так что «Джон убежден в том, что снег бел» истинно, если и только если «убежден» выполняется Джоном и объектом, обозначаемым выражением «снег бел»; однако последний, судя по всему, представляет собой положение дел, что грозит новым привнесением в теорию тех самых предложениеобразных фрагментов реальности, во избежание которых субатомизм как раз и был создан — а это, в свою очередь, подрывает мотивацию для выхода на субатомный уровень. (с) Феномен неопределенности референции (referential indeterminacy) угрожает идее о том, что истинностные оценки элементарных носителей истинности всегда определены референцией и/или выполнимостью их составляющих; например, дорелятивистские употребления термина «масса» можно не без основания рассматривать как не имеющие четко определенной (determinate) референции (т.е. не реферирующие четко (determinately) ни к релятивисткой массе, ни к массе покоя), однако при этом утверждение наподобие «Масса Земли больше массы Луны» кажется определенно (determinately) истинным, даже когда его делает Ньютон (ср. [Field 1973]).
Проблемы с обеими версиями модифицированных теорией соответствия: (a) Неизвестно, возможно ли сформулировать вполне общее рекурсивное определение истины, покрывающее все носители истинности. Это зависит от ряда нерешенных проблем, касающихся того, в какой степени носители истинности подлежат тому роду структурного анализа, который предполагается рекурсивными положениями. Чем больше теория истины стремится использовать внутреннюю структуру носителей истинности, тем больше она становится заложником (ограниченной) доступности ей подходящего структурного анализа рассматриваемых носителей истинности. (b) Любую теорию истины, использующую инструментарий рекурсивных положений, можно считать практически обязанной придерживаться тезиса о том, что первичными носителями истины являются предложения (возможно, предложения языка мысли). В конце концов, рекурсивные положения, кажется, в существенной степени опираются на нечто вроде логико-синтаксической структуры носителей истинности, и неясно, можно ли хоть сколько-то обоснованно считать, что подобного рода структурой обладает что-либо, кроме предложений. Но тезис о том, что предложения — о какого бы рода предложениях мы ни говорили — могут рассматриваться как первичные носители истинности, весьма спорен. Можно ли осмысленно сказать, что пропозиции имеют аналогичную (пусть и не лингвистическую) структуру — также спорный вопрос [Russell 1913; King 2007]. (с) Если мы будем использовать положения вроде «"p или q" истинно, если и только если "р" истинно или "q" истинно» в рамках рекурсивного объяснения нашего понятия истины — в отличие от какого-то другого ее понятия, — то мы должны заранее предполагать, что «или» уже выражает дизъюнкцию: мы не можем определить «или» и «истинно» одновременно. Чтобы избежать круга в определении, модифицированная теория истины (будь то атомизм или субатомизм) должна отстаивать тезис о том, что логические связки могут быть поняты и объяснены без отсылки к истине как соответствию.
7.3 Перемещение соответствия
Определения вроде (1) и (2) из раздела 3 естественным образом предполагают, что носители истинности являются истинными, потому что они — сами эти носители истинности — соответствуют фактам. Однако существуют теории, которые отвергают эту вполне естественную предпосылку. Они предлагают объяснять истинность носителей истинности определенного рода — пропозиций — не через их соответствия фактам, но через соответствие фактам других предметов — предметов, имеющих эти пропозиции своим содержанием. Рассмотрим, например, состояние убеждения, что р (или действие суждения, что р). Это состояние (действие), строго говоря, не является истинным или ложным; скорее истинным или ложным является его содержание — пропозиция, что р. Тем не менее, согласно рассматриваемым теориям, соответствует или не соответствует факту именно состояние убеждения. В таком случае истинность/ложность пропозиций можно определить следующим образом: x является истинной/ложной пропозицией, если и только если существует состояние убеждения B, такое что x представляет собой содержание B, и B соответствует/не соответствует факту.
Подобную модификацию теории соответствия фактам можно найти у Мура [Moore 1927, 83] и Армстронга [Armstrong 1973, 4.iv & 9]. Ее можно приспособить к атомистическим (Армстронг) и субатомистическим теориями, а также к теориям, согласно которым первичными носителями истинности и ложности являются предложения (языка мысли). Однако, считая первичными членами отношения соответствия состояния, обладающие содержанием, она тем самым подразумевает, что не существует истинных/ложных носителей истинности, в которых никто не убежден. Большинство сторонников пропозиций как первичных носителей истинности и ложности увидят в этом серьезный недостаток, поскольку они, как правило, считают, что существует множество истинных и ложных пропозиций, которые не являются содержанием чьего-либо убеждения или даже просто сознания. Армстронг [Armstrong 1973] сочетает подобную теорию с инструменталистским пониманием пропозиций, согласно которому пропозиции являются не более чем абстракциями ментальных состояний, и в онтологическом смысле к ним не стоит относится всерьез.
8. Теория соответствия и ее конкуренты
8.1 Традиционные конкуренты
Против своих традиционных конкурентов — теорий согласованности, прагматистских, верификационистских и других эпистемических теорий истины — теории соответствия выдвигают два главных рода возражений. Во-первых, подобные теории, как правило, ведут к релятивизму. Возьмем, например, теорию согласованности. Поскольку возможно, чтобы «p» согласовывалось с системой убеждений S, в то время как «не-p» согласовывается с системой убеждений S*, из теории согласованности имеется то абсурдное следствие, что противоречащие друг другу высказывания — «p» и «не-p» — могут одновременно быть истинными. Чтобы избежать нормализации противоречий, теоретики согласованности часто вводят (пусть даже неявно) спорный релятивистский тезис о том, что «p» истинно-для-S, а «не-p» истинно-для-S*. Во-вторых, указанные теории, как правило, ведут к некоторому виду идеализма или антиреализма — например, возможно, чтобы убеждение о том, что p, согласовывалось с чьей-то системой убеждений, несмотря на то, что соответствующий факт — факт того, что р, — не имеет места; кроме того, возможно, чтобы имел место факт того, что p, даже если никто не убежден в том, что p, или если это убеждение не согласуется ни с чьей системой убеждений. Подобные случаи часто приводятся в качестве контрпримеров для теорий истины как согласованности. Убежденные сторонники теории согласованности, как правило, отвергают подобные контрпримеры, утверждая, что описанные случаи все же невозможны. Поскольку трудно понять, почему они могли бы быть невозможны, иначе чем в том случае, если факт того, что р, определяется согласованностью убеждения в том, что р, с другими убеждениями, подобная реакция приводит их к антиреалистическому представлению о том, что факты (в существенной степени) определяются нашими убеждениями.
Это грубый очерк той формы, которую обычно принимают подобные дискуссии. Более подробно о спорах теории соответствия с ее традиционными конкурентами см., например, в [Vision 1988; Kirkham 1992, chaps. 3, 7–8; Schmitt 1995; Künne 2003, chap. 7] и статьи в [Lynch 2001]. [Walker 1989] представляет собой целую монографию, полностью посвященную обсуждению теорий истины как согласованности. См. также статьи настоящей энциклопедии о прагматизме (англ.), релятивизме (англ.) и теории истины как согласованности (англ.).
8.2 Плюрализм
Теорию соответствия иногда обвиняют в том, что она слишком много на себя берет: она применима, согласно этому возражению, к истинам в некоторых областях дискурса — например, в естественнонаучном дискурсе и/или дискурсе о физических предметах среднего размера, — но не к истинам во множестве других областей дискурса — например, в этическом и/или эстетическом дискурсе (см. первое возражение в разделе 5 выше). Из этого возражения вырастает алетический плюрализм — теория, утверждающая, что истина конституируется различными свойствами для истинных пропозиций в различных областях дискурса: соответствием факту для истинных пропозиций в области естественнонаучного дискурса или повседневного дискурса о физических объектах; некоторым эпистемическим свойством — таким как согласованность или суперутверждаемость — для истинных пропозиций в области этического и эстетического дискурса и, возможно, каким-то еще другими свойствами в случае иных областей дискурса. Это предполагает позицию, согласно которой термин «истина» имеет множество значений (is multiply ambiguous), выражая различные свойства, будучи применен к пропозициям в различных областях дискурса. Однако современные плюралисты отвергают эту проблематичную идею, утверждая вместо этого, что истина является «множественно реализуемой». Это значит, что термин «истина» имеет одно значение, он выражает одно понятие или свойство — истинность (бытие истинным), но это понятие или свойство может быть реализовано посредством или манифестироваться в различных свойствах (соответствие факту, согласованность или суперутверждаемость и, возможно, также некоторые другие) для истинных пропозиций в различных областях дискурса. Саму по себе истину не следует отождествлять ни с одним из реализующих ее свойств. Вместо этого она характеризуется квазиаксиоматически, с помощью множества предположительно касающихся ее «трюизмов», включающих в себя, согласно версии Криспина Райта [Wright 1999], «прозрачность» (утверждать нечто — значит представлять нечто в качестве истинного), «различие» (пропозиция может быть истинной, не будучи обоснованной, и наоборот), «вневременность» (если пропозиция когда-нибудь является истинной, она всегда является истинной), «абсолютность» (пропозиции не бывают более и менее истинными) и другие.
Хотя алетический плюрализм содержит теорию соответствия внутри себя в качестве одного из своих компонентов, он, тем не менее, является одной из конкурирующих с теорией соответствия теорий, поскольку он отрицает тезис о том, что истинна и есть соответствие реальности. Более того, он в равной степени содержит в себе в качестве своих компонентов конкурирующие с теорией соответствия теории.
Алетический плюрализм в его современной форме является достаточно молодой позицией. Ее впервые предложил Криспин Райт [Wright 1992] (см. также [Wright 1999]); позже ее развивал в несколько ином виде Линч [Lynch 2009]. Критическое обсуждение этой позиции до сих пор находится практически на этапе зарождения (но см. подробное обсуждение теории Райта в [Vision 2004, chap. 4]). Скорее всего, оно будет сосредоточено на двух основных проблемных областях.
Во-первых, кажется сложным распределить пропозиции по различным типам согласно их предмету. Возьмем, например, пропозицию о том, что убийство неправильно с моральной точки зрения, или пропозицию о том, что аморальные поступки совершаются в пространстве-времени. О чем они? Интуитивно кажется, что предмет этих пропозиций смешан и принадлежит одновременно к области физического, биологического и этического дискурсов. Трудно понять, как плюрализм мог бы объяснить истину подобных смешанных пропозиций, принадлежащих более чем к одной области дискурса: каким в этом случае будет реализующее истину свойство?
Во-вторых, плюралисты должны объяснить, как трюизмы об истине могут быть «преобразованы» в теорию истины как таковой. Линч [Lynch 2009] предлагает понимать истину как функциональное свойство, определяемое в терминах сложной функциональной роли, которая задается конъюнкцией указанных трюизмов (что в чем-то аналогично тому, как функционалисты в философии сознания понимают ментальные состояния как функциональные состояния, специфицированные в терминах их функциональных ролей; хотя в их случае функциональные роли, о которых идет речь, представляют собой каузальные роли, что в случае истины не является правдоподобным вариантом). Здесь главной проблемой будет определить, (а) будет ли такая теория действительно работать, когда мы проработаем все технические детали, и (b) правдоподобно ли утверждать, что столь отличные друг от друга свойства, как соответствие факту, с одной стороны, и согласованность или суперутверждаемость, с другой, могут играть одну и ту же роль — учитывая, что это утверждение, кажется, подразумевается тезисом о том, что эти различные свойства все реализуют одно и то же свойство, истинность.
Более подробно о плюрализме см., например, статьи в [Monnoyer 2007] и в [Pedersen & Wright 2013], а также статью настоящей энциклопедии о плюралистических теориях истины (англ.).
8.3 Теория истины как тождества
Согласно теории истины как тождества, истинные пропозиции не соответствуют фактам, истинные пропозиции и есть факты: истинная пропозиция, что снег бел, = тот факт, что снег бел. В рамках данного не-традиционного конкурирующего с теорией соответствия подхода к проблеме истины отношение соответствия грозит схлопнуться до отношения тождества (см. [Moore 1901–02]; [Dodd 2000] представляет собой целую книгу, посвященную защите этой теории и сравнению ее с теорией соответствия; см. также статью настоящей энциклопедии о теории истины как тождества (англ.)).
Защищаясь от претензий теории тождества, теоретик соответствия заметит: (а) Теорию тождества можно отстаивать только для такого рода носителей истинности, как пропозиции, и эти пропозиции должны при этом пониматься весьма специфическим образом — а именно, как сущности, имеющие своими составляющими объекты и свойства, а не идеи или понятия этих объектов и свойств (то есть как расселианские пропозиции). Значит, внутри этой теории будет достаточно места для (и нужды в) включения в нее теории соответствия для других типов носителей истины, включая пропозиции, понимаемые как сущности, составленные — частично или целиком — из понятий объектов и свойств. (b) Теория тождества приводит к тому неприемлемому следствию, что факты являются истинными. (с) Теория тождества исходит из той предпосылки, что что-предложения всегда обозначают пропозиции, так что что-предложение в «тот факт, что снег бел» обозначает пропозицию, что снег бел. Эту предпосылку можно поставить под сомнение. Что-предложения могут пониматься как двусмысленные имена, которые иногда обозначают пропозиции, а иногда — факты. Дескриптивные фразы «пропозиция…» и «тот факт…» могут рассматриваться как служащие функции устранения двусмысленности следующего за ними двусмысленного что-предложения — подобно тому, как дескриптивные фразы в выражениях «философ Сократ» и «футболист Сократ» служат функции устранения двусмысленности двусмысленного имени «Сократ» (ср. [David 2002]).
8.4 Дефляционизм в отношении истины
В настоящее время наиболее заметными конкурентами теорий соответствия являются дефляционистские теории истины (или термина «истинно»). Дефляционисты считают, что теории соответствия необходимо подвергнуть дефляции, сдуть, что их центральные понятия — соответствие и факт (а также понятия, родственные им) — не играют никакой реальной роли в корректном объяснении истины и могут быть без всяких потерь отброшены. Формулировку в стиле теорий соответствия
(5) «Снег бел» истинно, если и только если это соответствует тому факту, что снег бел,
необходимо сдуть до формулировки
(6) «Снег бел» истинно, если и только если снег бел,
которая, согласно дефляционистам, говорит все, что можно сказать об истине предложения «Снег бел» без всяческих излишних словесных ухищрений (ср. [Quine 1987, 213]).
Теоретики соответствия возражают, что формулировка (6) не дает нам ничего, что можно было бы рассматривать как нечто заслуживающее наименования объяснения истины. Она касается только одного конкретного предложения («Снег бел») и не может быть подвергнута генерализации. (6) представляет собой случай подстановки в схему
(7) «p» истинно, если и только если p,
которая в действительности сама по себе ни о чем не говорит (ей нельзя приписать истинностной оценки) и не может быть превращена в реальную генерализацию, сообщающую нечто об истине, в силу своей принципиальной зависимости от использования схематической буквы «p», представляющей собой не более чем шаблон для заполнения (placeholder). Попытка превратить (7) в генерализацию либо порождает бессмыслицу вроде «Для всякого x, "x" истинно, если и только если x», либо требует использования в итоговой формулировке понятия истины: «Каждый случай подстановки в схему "“p” истинно если и только если p" истинен». Более того, с помощью (7) нельзя объяснить никакую реальную генерализацию, сообщающую нечто об истине. Определения, основанные на понятии соответствия, со своей стороны, предлагают реальные генерализации, сообщающие нечто об истине. Обратим внимание, что определения вроде (1) и (2) из раздела 3 используют обыкновенные объектные переменные (а не просто схематические шаблоны для заполнения), так что эти определения легко превратить в реальные генерализации посредством простого предварения их квантифицирующей фразой «Для всякого х», которая традиционно опускается в формулировках, которые предлагаются в качестве определений.
Следует отметить, что формулировка (5), которую дефляционист берет за отправную точку и которая становится объектом его «сдувания», на самом деле является неверным описанием теории соответствия. Согласно (5), соответствие тому факту, что снег бел, является достаточным и необходимым условием истинности предложение «Снег бел». Однако, согласно (1) и (2), оно является достаточным, но не необходимым условием: предложение «Снег бел» будет истинным в том случае, если оно соответствует какому-нибудь факту. Реальные формулировки тезиса соответствия — (1) или (2) — нельзя «сдуть» так же просто, как (5).
Спор теоретика соответствия с дефляционистом в значительной степени сводится к вопросу о том, должно ли нечто, заслуживающее названия «объяснения» или «теории» истины, принимать форму реальной генерализации (и быть способным объяснить другие реальные генерализации, сообщающие нечто об истине). Теоретики соответствия склонны рассматривать это как (минимальное) требование к теории истины. Дефляционисты утверждают, что истина — это несодержательное (иногда они также говорят «логическое») понятие — понятие, не имеющее никакой серьезной объяснительной роли. Как таковое это понятие не нуждается в реальном объяснении, в полноценной теории, которая должна была бы принимать форму реальной генерализации.
К настоящему времени существует значительный объем литературы о дефляционизме в отношении истины в целом и о его отношении к теории соответствия в частности. Вот небольшой список избранных работ: [Quine 1970, 1987; Devitt 1984; Field 1986; Horwich 1990 & 19982; Kirkham 1992; Gupta 1993; David 1994, 2008; Schmitt 1995; Künne 2003, chap. 4; Rami 2009]. Статьи по теме содержатся также в сборниках [Blackburn and Simmons 1999; Schantz 2002; Armour-Garb and Beall 2005; Wright and Pedersen 2010]. См. также статью настоящей энциклопедии о дефляционистских теориях истины (англ.).
8.5 Теория факторов истинности
Этот подход вращается вокруг понятий фактора истинности и принципа фактора истинности: У каждой истины есть фактор истинности; иначе говоря: Для каждой истины есть нечто, что делает ее истинной. Этот принцип обычно понимается как выражение реалистической установки, подчеркивающее ключевую роль мира в обеспечении истинности пропозиции. Сторонники этой теории обычно рассматривают теорию факторов истинности как прежде всего способ выхода в онтологию: в отношении сущностей из каких онтологических категорий мы налагаем на себя онтологические обязательства, считая их факторами истинности пропозиций, которые мы полагаем истинными? Большинство сторонников этой теории полагают, что пропозиции различных логических типов могут быть сделаны истинными предметами из разных онтологических категорий: например, пропозиции одних типов делают истинными факты, других — единичные предметы, третьих — события, четвертых — тропы (ср., например, [Armstrong 1997]). Это считается теоретиками факторов истинности значительным преимуществом над традиционными теориями соответствия, которые понимаются ими — что вполне правильно в большинстве, ни никак не во всех случаях — как обязанные считать все факторы истинности принадлежащими к одной и той же онтологической категории (хотя эти теории и могут отличаться в вопросе о том, что это именно за категория). Все сторонники теории факторов истинности считают, что отношение обеспечения истинности является отношением не типа одно-к-одному, но типа множество-к-множеству: некоторые истины делаются истинными более чем одним фактором истинности, некоторые факторы истинности делают истинными более чем одну истину. Это тоже считается теоретиками факторов истинности значительным преимуществом над традиционными теориями соответствия, которые часто изображаются как обязанные считать соответствие отношением типа одно-к-одному. Это изображение, однако, оправдано только частично. Хотя достаточно легко будет найти в реальной жизни теоретиков соответствия, придерживающихся представления о том, что каждая истина соответствует в точности одному факту (по меньшей мере это будет следовать из того, что они говорят о соответствии истины «тому (the) факту, что»), найти в реальной жизни теоретиков соответствия, придерживающихся представления о том, что каждому факту может соответствовать только одна истина, будет куда тяжелее (но см. [Moore 1910–11, 256]).
Теорию факторов истинности можно рассматривать как конкурирующую с теорией соответствия или же как определенную версию этой теории. Решение этого вопроса в значительной степени зависит от того, насколько узко или широко мы будем понимать формулировку «теория соответствия», т.е. от терминологических сюжетов. Некоторые сторонники теории факторов истинности согласятся с Даммитом, который говорит, что, хотя «к настоящему времени мы отказались от теории истины как соответствия», она тем не менее «выражает одну важную черту понятия истины…: что высказывание является истинным, только если в мире есть нечто, в силу чего оно является истинным» [Dummett 1959, 14]. Другие ее сторонники скорее последуют за Армстронгом, который склонен описывать теорию факторов истинности как более либеральную форму теории соответствия: в самом деле, в рамках своей теории он, кажется, обязан утверждать, что истина (контингентной) элементарной пропозиции состоит в ее соответствии некоторому (атомарному) факту (ср. [Armstrong 1997; 2004, 22–3, 48–50]).
Непростой задачей будет попытка отыскать существенную разницу между теорией факторов истинности и различными видами того рода модифицированной теории соответствия, которая рассматривалась выше под названием «логического атомизма» (см. раздел 7.1). Логические атомисты, такие как Рассел [Russell 1918] и Витгенштейн [Wittgenstein 1921], будут утверждать, что истинность и ложность каждого носителя истинностной оценки может быть объяснена в терминах (т.е. выведена из) логических отношений между носителями истинностных оценок при помощи рекурсивных положений, взятых вкупе с базовыми положениями, т.е. в терминах соответствия и не соответствия элементарных носителей истинностных оценок фактам. Эту рекурсивную стратегию можно развивать с целью отказа от принципа фактора истинности: не у всех истин есть факторы истинности, они есть только у элементарных истин (в данном случае понимаемых как истины, соответствующие атомарных фактам). Но ее также можно развивать — и, судя по всему, именно это в свое время пытался сделать Рассел — с целью сохранить принцип фактора истинности даже после того, как мы отказались от «простого» определения теории соответствия: не всякая истина соответствует факту (фактам соответствуют только элементарные истины), но у всякой истины есть фактор истинности; рекурсивные положения в этом случае должны показать, как может функционировать обеспечение истинности, не осуществляющееся через отношение соответствия, но укорененное в отношении соответствия.
Между теорией факторов истинности и большинством других теорий соответствия есть одно вполне ощутимое различие. Последние строятся для ответа на вопрос «Что такое истина?». Простые (не модифицированные) теории соответствия строятся вокруг некоторого бикондиционала — такого как «x истинно, если и только если x соответствует факту» — который призван сообщать нам определение истины (по меньшей мере ее «реальное определение», что не обязывает их утверждать, что термин «истинно» синонимичен с выражением «соответствует факту»; сегодня в особенности большинство теоретиков соответствия посчитали бы подобный тезис неправдоподобным и излишне смелым). Модифицированные теории соответствия также стремятся дать определение истины, хотя в их случае определение будет значительно более сложным — в силу рекурсивного характера теории. Теория факторов истинности, с другой стороны, строится вокруг принципа фактора истинности: Для каждой истины есть нечто, что делает ее истинной. Хотя из этого принципа можно вывести бикондиционал «x истинно, если и только если нечто делает x истинным» (поскольку из «нечто делает x истинным» тривиальным образом следует «x истинно»), этот бикондиционал не представляет собой многообещающего кандидата на роль определения истины: определение истины в терминах фактора истинности, судя по всему, будет содержать в себе круг. В отличие от большинства теорий соответствия, теория факторов истинности не может дать ответа на вопрос «Что такое истина?» (и обычно не предназначена для того, чтобы на этот вопрос отвечать) — по крайней мере, если мы ожидаем, что ответ на этот вопрос должен представлять собой формулировку, которую можно было бы обоснованно рассматривать как возможное определение истины.
На тему теории факторов истинности существует постоянно растущий объем литературы. См. например: [Russell 1918; Mullligan, Simons, and Smith 1984; Fox 1987; Armstrong 1997, 2004; Merricks 2007], а также статьи в [Beebe and Dodd 2005; Monnoyer 2007; Lowe and Rami 2009]. См. также статью настоящей энциклопедии о факторах истинности (англ.).
9. Дополнительные возражения против теории соответствия
Два заключительных возражения теории соответствия заслуживают отдельного внимания.
9.1 Большой Факт
Будучи вдохновлен якобы похожим рассуждением Фреге, Дэвидсон [Davidson 1969] утверждает, что теория соответствия несостоятельна, так как она не может избежать того следствия, что все истинные предложения соответствуют одному и тому же факту: Большому Факту. Этот аргумент покоится на двух ключевых предпосылках: (i) логически эквивалентные предложения могут быть заменены друг на друга с сохранением истинностной оценки в контексте выражения «тот факт, что…»; и (ii) если два единичных термина, обозначающих одну и ту же вещь, могут быть заменены друг на друга в некотором предложении с сохранением его истинностной оценки, то они также могут быть подобным образом заменены друг на друга, если это предложение будет включено в качестве части в выражение «тот факт, что…». В рассматриваемом ниже рассуждении интересующими нас единичными терминами будут следующие: «(тот единственный (the) x, такой что x = Диоген & p)» и «(тот единственный (the) x, такой что x = Диоген & q)». Теперь, предположим, что некоторое предложение, s, соответствует тому факту, что p; предположим также, что «p» и «q» представляют собой предложения, имеющие одинаковые истинностные оценки. У нас получится:
s соответствует тому факту, что p,
из чего, согласно (i), следует
s соответствует тому факту, что [(тот единственный x, такой что x = Диоген & p) = (тот единственный (the) x, такой что x = Диоген)],
из чего, согласно (ii), следует
s соответствует тому факту, что [(тот единственный x, такой что x = Диоген & q) = (тот единственный (the) x, такой что x = Диоген)],
из чего, согласно (i), следует
s соответствует тому факту, что q.
Поскольку единственным ограничением на «q» было то, что оно обладает той же самой истинностной оценкой, что «p», из этого будет следовать, что любое предложение s, которое соответствует какому-нибудь факту, соответствует любому факту, так что все истинные предложения соответствуют одним и тем же фактам, что говорит о бессодержательности теории соответствия: заключение этого аргумента рассматривается как равнозначное заключению о том, что всякое истинное предложение соответствует полной совокупности всех фактов, т.е. Большому Факту, т.е. миру в целом.
Этот аргумент принадлежит к тому типу, который в наше время называется «аргументом-пращой» (по той причине, что, как считается, гигантский противник в нем побеждается выстрелом из одного небольшого орудия). Первые версии аргументов такого типа были предложены Черчем [Church 1943] и Геделем [Gödel 1944]; позже он был в измененном виде взят на вооружение Куйаном в его крестовом походе против квантифицированной модальной логики. Дэвидсон вновь несколько меняет его, вводя в него выражение «соответствует тому факту, что». Этот аргумент многократно подвергался критике. Его критики указывают на две сомнительных предпосылки, на которые он опирается, (i) и (ii). Далеко не очевидно, что теоретик соответствия должен принять ту или другую из них. Критика предпосылки (i) опирается на тезис о том, что выразимость с помощью логически эквивалентных предложений может быть хотя и необходимым, но не достаточным условием тождества фактов. Критика предпосылки (ii) опирается на то наблюдение, что (якобы) единичные термины, используемые в этом аргументе, на самом деле представляют собой определенные дескрипции: их статус как настоящих единичных терминов может быть подставлен под сомнение, и хорошо известно, что они ведут себя совершенно иначе, чем имена собственные, в случае которых предпосылка (ii), всего скорее, является совершенно правильной (ср. [Follesdal 1966/2004; Olson 1987; Künne 2003] и в особенности подробное обсуждение и критику в [Neale 2001]).
9.2 Отсутствие независимого доступа к реальности
Возражение, которому, возможно, исторически удалось нанести больше всего ущерба теории соответствия, основано на эпистемологическом соображении. Коротко говоря, это возражение заключается в том, что теория истины как соответствия неизбежно приводит к скептицизму относительно внешнего мира. Со времен критики Беркли репрезентационалистской теории сознания возражения подобного рода получили широкое хождение. Обычно в них указывается, что мы не можем выбраться за пределы нашего собственного сознания для того, чтобы сравнить наши мысли с независимой от сознания реальностью. Однако — продолжается это возражение — согласно теории истины как соответствия, именно это мы должны были бы сделать, чтобы получить знание. Мы должны были бы получить доступ к реальности самой по себе, вне зависимости от нашего сознания, и определить, соответствуют ли наши мысли этой реальности. Поскольку это невозможно — так как наш доступ к миру всегда опосредован нашим сознанием — теория соответствия делает невозможным знание (ср. [Kant 1800, intro vii]). Если исходить из предположения, что скептицизм, к которому мы в итоге пришли, неприемлем, то мы должны будем отказаться от теории соответствия и заменить ее на какую-то другую теорию истины — на некую эпистемическую (антиреалистическую) теорию (ср., например, [Blanshard 1941]).
Возражение этого рода касается целого ряда проблем из сферы эпистемологии, философии сознания и общей метафизики. В рамках данной статьи я могу не более чем коснуться вскользь ряда важных моментов (ср. [Searle 1995, chap. 7; David 2004, 6.7]). Рассматриваемое возражение использует следующий ход рассуждения: «Если истина заключается в соответствии, то, поскольку для знания требуется истина, мы должны знать, что наши убеждения соответствуют реальности, если мы хотим знать что-то о реальности». В этом рассуждении имплицитно содержатся две предпосылки, каждая из которых чрезвычайно сомнительна.
(i) Предполагается, что S знает x, только если S знает, что x истинно — что представляет собой требование, никак не зафиксированное в стандартных определениях истины, которые говорят нам о том, что S знает x, только если x истинно и S обоснованно убежден в x. Эта предпосылка, возможно, исходит из смешения условий знания х с условиями знания того, что мы знаем х.
(ii) Предполагается, что если истина = F, то S знает, что x истинно, только если S знает, что x обладает F. Это чрезвычайно малоправдоподобно. Исходя из той же логики, можно было бы заключить, что тот, кто не знает, что вода есть H2O, не может знать, что в реке Нил течет вода, — что, разумеется, значило бы, что до самого недавнего времени никто не знал, что в Ниле течет вода (а кроме того, до самого недавнего времени никто не знал, что в небе горят звезды, что в море плавают киты или что Солнце освещает Землю). Более того, даже если мы знаем, что вода — это H2O, наша стратегия для выяснения того, является ли жидкость в нашем стакане водой, не обязана включать в себя выполнение процедуры химического анализа: мы можем просто попробовать эту жидкость на вкус или спросить о ней у надежного информанта. Точно так же в том, что касается знания, что х истинно, теория соответствия не предполагает, что мы должны знать, что убеждение соответствует факту для того, чтобы знать, что оно является истинным, или же что наш метод для выяснения того, является ли убеждение истинным, должен включать в себя стратегию сравнения этого убеждения с фактом, — хотя эта теория, конечно, предполагает, что мы приобретаем знание, только если мы приобретаем убеждение, которое соответствует факту.
В целом можно усомниться в том, останется ли у этого возражения так уж много веса после того, как мы внимательнее присмотримся к метафорам «доступа» и «сравнения», уделив больше внимания психологическим особенностями формирования убеждений и эпистемологическим вопросам, касающимся тех условий, в которых убеждения являются обоснованными или оправданными (warranted). Например, не очень понятно, как метафора «сравнения» применима к знанию, полученному через формирование сенсорных убеждений (perceptual belief-formation). Сенсорное убеждение, что р, может быть истинным, и, приобретя это убеждение, мы можем узнать, что р, без всякого «сравнения» (содержания) нашего убеждения с чем бы то ни было.
Можно также задаться вопросом о том, действительно ли конкурирующие теории получают значительное преимущество над теорией соответствия, если приложить также и к ним самим те требования, которые выдвигаются в возражениях подобного рода. Например, почему выяснить, согласуется ли одно конкретное убеждение со всеми нашими прочими убеждениями, должно быть проще, чем выяснить, соответствует ли убеждение факту?
В той или иной форме возражение против теории соответствия от отсутствия независимого доступа к реальности было одним из главных (если не самым главным) источников формирования и мотиваций для отстаивания идеалистических и антиреалистических позиций в философии (ср. [Stove 1991]). Однако связь между теориями истины как соответствия и спором метафизического реализма с антиреализом (или идеализмом) является менее непосредственной, чем это часто считается. С одной стороны, дефляционисты и теоретики тождества могут быть — и обычно являются — метафизическими реалистами, несмотря на их отказ от теории соответствия. С другой стороны, сторонники теории соответствия могут быть — по крайней мере, теоретически — метафизическими идеалистами (например, [McTaggart 1921]) или антиреалистами, ибо можно отстаивать теорию соответствия, придерживаясь одновременно представления о том, что (а) все факты конституируются сознанием; или что (b) то, какие факты существуют, каким-то образом зависит от наших убеждений или от того, какими наши убеждения могут быть; или что (с) отношение соответствия между истинными пропозициями и фактами каким-то образом зависит от наших убеждений или от того, какими наши убеждения могут быть (тезис о том, что отношение соответствия между истинными убеждениями или истинными предложениями и фактами зависит от наших убеждений или от того, какими наши убеждения могут быть, едва ли можно считать антиреалистическим). Сделав это замечание, следует тем не менее признать, что отстаивание теории истины как соответствия куда более естественно, когда оно сочетается с реалистической позицией, и что оно, как правило, указывает на приверженность этой позиции.
Библиография
- Adams McCord, M., 1987, William Ockham, Notre Dame: Notre Dame University Press.
- Alston, W. P., 1996, A Realist Conception of Truth, Ithaca and London: Cornell University Press.
- Armour-Garb, B. and Beall, J. C., eds., 2005, Deflationary Truth, Chicago: Open Court.
- Armstrong, D. M., 1973, Belief, Truth and Knowledge, Cambridge: Cambridge University Press.
- –––, 1997, A World of States of Affairs, Cambridge: Cambridge University Press.
- –––, 2004, Truth and Truthmakers, Cambridge: Cambridge University Press.
- Austin, J. L., 1950, ‘Truth’, reprinted in Philosophical Papers, 3rd ed., Oxford: Oxford University Press 1979, 117–33.
- –––, 1961, ‘Unfair to Facts’, reprinted in Philosophical Papers, 3rd ed., Oxford: Oxford University Press 1979, 154–74.
- Averroes, Tahafut Al-Tahafut, trans. by S. Van Den Berg, The Incoherence of the Incoherence, London: Luzac & Co. 1954.
- Baylis, C. A., 1948, ‘Facts, Propositions, Exemplification and Truth’, Mind, 57: 459–79.
- Beebe, H. and Dodd, J., eds., 2005, Truthmakers: The Contemporary Debate, Oxford: Clarendon Press.
- Blackburn, S., 1984, Spreading the Word: Groundings in the Philosophy of Language, Oxford: Clarendon Press.
- Blackburn, S., and Simmons, K., eds., 1999, Truth, Oxford: Oxford University Press.
- Blanshard, B., 1941, The Nature of Thought, vol. 2, New York: The Macmillan Company.
- Boehner, P., 1945, ‘Ockham’s Theory of Truth’, in Collected Articles on Ockham, St. Bonaventure, N.Y.: Franciscan Institute 1958.
- Bolzano, B., 1837, Wissenschaftslehre, Seidel: Sulzbach. Translated as Theory of Science, edited by Paul Rusnock and Rolf George, Oxford: Oxford University Press 2014.
- Bourget, D. and Chalmers, D., 2014, ‘What Do Philosophers Believe?’, Philosophical Studies, 170: 465–500.
- Bradley, F. H., 1883, The Principles of Logic, Oxford: Oxford University Press.
- Broad, C. D., 1933, Examination of McTaggart’s Philosophy, vol. 1, Cambridge: Cambridge University Press.
- Buridan, J., Sophismata, in Summulae de dialectica, translated by G. Klima, New Haven: Yale University Press 2001.
- Church, A., 1943, ‘Review of Carnap’s Introduction to Semantics’, Philosophical Review, 52: 298–304.
- Crivelli, P., 2004, Aristotle on Truth, Cambridge: Cambridge University Press.
- David, M., 1994, Correspondence and Disquotation: An Essay on the Nature of Truth, Oxford: Oxford University Press.
- –––, 2002, ‘Truth and Identity’, in J. K. Campbell, M. O’Rourke, and D. Shier, eds., Meaning and Truth: Investigations in Philosophical Semantics, New York-London: Seven Bridges Press, 124–41.
- –––, 2004, ‘Theories of Truth’, in I. Niiniluoto, M. Sintonen and J. Wolenski, eds., Handbook of Epistemology, Dordrecht: Kluwer Academic Publishers, 331–414.
- –––, 2004a, ‘Don’t Forget About the Correspondence Theory of Truth’, in F. Jackson and G. Priest, eds., Lewisian Themes: The Philosophy of David K. Lewis, Oxford: Clarendon Press, 43–48.
- –––, 2008, ‘Quine’s Ladder: Two and a Half Pages from the Philosophy of Logic’, in French, Uehling, Wettstein, eds., Midwest Studies in Philosophy, 32: 274–312. DOI:10.1111/j.1475-4975.2008.00176.x
- –––, 2009, ‘Truth-Making and Correspondence’, in E. J. Lowe and A. Rami, eds., Truth and Truth-Making, Stocksfield: Acumen Press/Montreal: McGill-Queen's University Press, 137–57.
- Davidson, D., 1969, ‘True to the Facts’, The Journal of Philosophy, 66: 748–64.
- –––, 1977, ‘Reality Without Reference’, Dialectica, 31: 247–53.
- Denyer, N., 1991, Language, Thought and Falsehood in Ancient Greek Philosophy, London and New York: Routledge.
- Descartes, R., 1639, ‘Letter to Mersenne: 16 October 1639’, in The Philosophical Writings of Descartes, vol. 3, Cambridge: Cambridge University Press 1991, 138–40.
- Devitt, M., 1982, Designation, New York: Columbia University Press.
- –––, 1984, Realism and Truth, 2nd ed., Oxford: Blackwell 1991.
- Dodd, J., 2000, An Identity Theory of Truth, New York: St. Martin’s Press.
- Dummett, M., 1959, ‘Truth’; reprinted in Truth and Other Enigmas, Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1–28.
- Englebretsen, G., 2006, Bare Facts and Truth: An Essay on the Correspondence Theory of Truth, Aldershot Hants: Ashgate Publishing Company.
- Field, H., 1972, ‘Tarski‘s Theory of Truth’, The Journal of Philosophy, 69: 347–75.
- –––, 1973, ‘Theory Change and the Indeterminacy of Reference’, The Journal of Philosophy, 70: 462–81.
- –––, 1986, ‘The Deflationary Concept of Truth’, in G. Macdonald and C. Wright, eds., Fact, Science and Morality: Essays on A. J. Ayer’s ‘Language, Truth & Logic’, Oxford: Basil Blackwell, 55–117.
- Fodor, J., 1975, The Language of Thought, Cambridge, Mass.: Harvard University Press.
- Follesdal, D., 1966/2004, Referential Opacity and Modal Logic, New York and London: Routledge.
- Forbes, G., 1986, ‘Truth, Correspondence and Redundancy’, in G. Macdonald and C. Wright, eds., Fact, Science and Morality: Essays on A. J. Ayer‘s ‘Language, Truth & Logic’, Oxford: Basil Blackwell, 27–54.
- Fox, J. F., 1987, ‘Truthmaker’, Australasian Journal of Philosophy, 65: 188–207.
- Frege, G., 1879, Begriffsschrift, Louis Nebert: Halle.
- –––, 1918–19, ‘Der Gedanke: Eine logische Untersuchung’, Beiträge zur Philosophie des deutschen Idealismus, 1, 58–77. English translation: ‘Thoughts’, in Collected Papers, edited by B. McGuinness, Oxford: Basil Blackwell 1984.
- Fumerton, R., 2002, Realism and the Correspondence Theory of Truth, Lanham: Rowman & Littlefield.
- Geach, P. T., 1960, ‘Ascriptivism’; reprinted in Logic Matters, Oxford: Basil Blackwell 1981: 250–254.
- –––, 1965, ‘Assertion’; reprinted in Logic Matters, Oxford: Basil Blackwell 1981: 254–269.
- Gödel, K., 1944, ‘Russell’s Mathematical Logic’, in P. A. Schilpp, ed., The Philosophy of Bertrand Russell, Evanston, Ill.: Northwestern University.
- Gupta, A., 1993, ‘A Critique of Deflationism’, Philosophical Topics, 21: 57–81.
- Hochberg, H., 1978, Thought, Fact and Reference: The Origins and Ontology of Logical Atomism, Minneapolis: University of Minnesota Press.
- Horgan, T. E. and Potrc, M., 2008, Austere Realism: Contextual Semantics Meets Minimal Ontology, Cambridge, Mass.: The MIT Press.
- Horwich, P., 1990, 19982, Truth, Oxford: Blackwell; 2nd ed.: Oxford: Oxford Clarendon Press.
- Hume, D., 1739–40, A Treatise of Human Nature, Oxford: Clarendon Press 1978.
- Husserl, E., 1900, Logische Untersuchungen. Erster Teil: Prolegomena zur reinen Logik, Halle a. S.: Max Niemeyer.
- James, W., 1907, Pragmatism, in Pragmatism and The Meaning of Truth, Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1975.
- Joachim, H. H., 1906, The Nature of Truth, 2nd ed., Oxford: Oxford University Press 1936.
- Kant, I., 1787, Critique of Pure Reason, New York: St. Martin’s Press 1929.
- –––, 1800, The Jäsche Logic, in Lectures on Logic, Cambridge: Cambridge University Press 1992.
- King, J. C., 2007, The Nature and Structure of Content, Oxford: Oxford University Press.
- Kirkham, R. L., 1992, Theories of Truth: A Critical Introduction, Cambridge, Mass.: MIT Press.
- Künne, W., 2003, Conceptions of Truth, Oxford: Clarendon Press.
- Lowe, E. G. and Rami, A., eds., 2009, Truth and Truth-Making, Stocksfield: Acumen Press/Montreal: McGill-Queen’s University Press.
- Lynch, M. P., 2009, Truth as One and Many, Oxford: Clarendon Press.
- Lynch, M. P., ed., 2001, The Nature of Truth: From the Classic to the Contemporary, Cambridge, Mass.: The MIT Press.
- McTaggart, J., 1921, The Nature of Existence, Cambridge: Cambridge Univesity Press.
- Meinong, A., 1902, Über Annahmen, J. A. Barth: Leipzig. Second edition (1910) translated as On Assumptions, edited by James Heanue, Berkeley: University of California Press 1983.
- Merricks, T., 2007, Truth and Ontology, Oxford: Clarendon Press.
- Mill, J. St., 1843, System of Logic, J. M. Robson, ed., London & New York: Routledge 1996.
- Monnoyer, J.-M., ed., 2007, Metaphysics and Truthmakers, Frankfurt: Ontos Verlag.
- Moody, E. A., 1953, Truth and Consequence in Medieval Logic, Amsterdam: North Holland Publishing Comp.
- Moore, G. E., 1901–02, ‘Truth and Falsity’; reprinted in Selected Writings, edited by T. Baldwin, London and New York: Routledge 1993, 20–22.
- –––, 1910–11, Some Main Problems of Philosophy, London: George Allen & Unwin, 1953.
- –––, 1927, ‘Facts and Propositions’, in Philosophical Papers, London: George Allen & Unwin, 1959: 60–88.
- Mulligan, K., Simons, P., and Smith, B., 1984, ‘Truth Makers’, Philosophy and Phenomenological Research, 44: 287–321. [Preprint available online]
- Neale, S., 2001, Facing Facts, Oxford: Clarendon Press.
- Ockham, W., Summa Logicae, in Ockham’s Theory of Propositions: Part II of the Summa Logicae, translated by A. J. Freddoso and H. Schuurman, South Bend: St. Augustines Press 2009.
- O’Connor, D. J., 1975, The Correspondence Theory of Truth, London: Hutchinson.
- Olson, K. R., 1987, An Essay on Facts (CSLI Lecture Notes), Stanford: CSLI Publications.
- Patterson, D., 2003, ‘What is a Correspondence Theory of Truth?’, Synthese, 137: 421–44.
- Patterson, D., ed., 2008, New Essays on Tarski and Philosophy, Oxford: Oxford University Press.
- Pedersen, N. and Wright, Cory D., eds., 2013, Truth and Pluralism: Current Debates, Oxford: Oxford University Press.
- Perler, D., 2006, ‘Der propositionale Wahrheitsbegriff im Spätmittelalter’, in M. Enders and J. Szaif, eds., Die Geschichte des philosophischen Begriffs der Wahrheit, Berlin-New York: De Gruyter, 191–210.
- Philoponus, In Aristotelis Categorias Commentaria, edited by A. Busse, Berlin 1898.
- Pitcher, G., 1964, ‘Introduction’, in G. Pitcher, ed., Truth, Englewood Cliffs: Prentice-Hall, 1–15.
- Popper, K., 1972, ‘Philosophical Comments on Tarski’s Theory of Truth’, in Objective Knowledge: An Evolutionary Approach, Oxford: Clarendon Press, 319–40.
- Prior, A. N., 1967, ‘Correspondence Theory of Truth’, in P. Edwards, ed., The Encyclopedia of Philosophy, vol. 2, New York: Macmillan Publishing Co. & The Free Press, 223–32.
- Proklos, In Platonis Timaeum Commentaria, edited by E. Diehl, Leipzig, 1904.
- Quine, W. V. O., 1953, ‘Three Grades of Modal Involvement’, reprinted in Ways of Paradox, 2nd ed., Cambridge, Mass.: Harvard University Press 1976.
- –––, 1960, Word and Object; Cambridge, Mass.: The MIT Press.
- –––, 1970, Philosophy of Logic; 2nd ed.: Cambridge, Mass.: Harvard University 1986.
- –––, 1987, Quiddities: An Intermittently Philosophical Dictionary, Cambridge, Mass.: Harvard University Press.
- Rami, A., 2009, Wahrheit und Deflation: Eine kritische Untersuchung deflationärer Wahrheitstheorien, Paderborn: Mentis.
- Rorty, R., 1981, Philosophy and the Mirror of Nature, Princeton: Princeton University Press.
- Russell, B., 1903, The Principles of Mathematics, London: Allen and Unwin.
- –––, 1905, ‘The Nature of Truth’, in The Collected Works of Bertrand Russell, vol. 4, edited by A. Urquhaut, London and New York: Routledge 1994, 492–506.
- –––, 1906–07, ‘On the Nature of Truth’, Proceedings of the Aristotelian Society, 7: 28–49.
- –––, 1908, ‘William James’s Conception of Truth’; reprinted in Philosophical Essays, New York: Simon and Schuster 1966, 112–130.
- –––, 1910, Principia Mathematica to *56, with A. N. Whitehead, Cambridge: Cambridge University Press 1962.
- –––, 1912, Problems of Philosophy, reprinted at Oxford: Oxford University Press 1971.
- –––, 1913, Theory of Knowledge: The 1913 Manuscript; London: George Allen & Unwin 1984.
- –––, 1918, ‘The Philosophy of Logical Atomism’, in Logic and Knowledge: Essays 1901–1950, edited by R. C. Marsh, London: George Allen and Unwin 1956, 177–281.
- –––, 1919, ‘On Propositions’; reprinted in Logic and Knowledge: Essays 1901–1950, edited by R. C. Marsh, London: George Allen and Unwin 1956, 283–320.
- Schantz, R., ed., 2002, What is Truth?, Berlin-New York: De Gruyter.
- Schmitt, F. F., 1995, Truth: A Primer, Boulder: Westview Press.
- Searle, J. R., 1995, The Construction of Social Reality, New York: The Free Press.
- Sher, G., 1985, ‘On the Possibility of a Substantive Theory of Truth’, Synthese, 117: 133–172.
- Simons, P., 1985, ‘The Old Problem of Complex and Fact’, Teoria, 5: 205–25.
- Smith, B., 1989, ‘Constraints on Correspondence’, in H. Rutte, W. Sauer, W. Gombocz, eds., Traditionen und Perspektiven der analytischen Philosophie, Vienna: Hölder, Pichler, Tempski, 415–30. [Preprint available online]
- –––, 1999, ‘Truthmaker Realism’, Australasian Journal of Philosophy, 77: 274–91. [Preprint available online]
- Soames, S., 1999, Understanding Truth, Oxford-New York: Oxford University Press.
- Strawson, P. F., 1950, ‘Truth’; reprinted in G. Pitcher, ed., Truth, Englewood Cliffs: Prentice-Hall 1964, 32–53.
- Stove, D., 1991, The Plato Cult and Other Philosophical Follies, Oxford: Blackwell.
- Szaif, J., 1996, Platons Begriff der Wahrheit, Freiburg/München: Verlag Karl Albert.
- Szaif, J., 2006, ‘Die Geschichte des Wahrheitsbegriffs in der klassischen Antike’, in M. Enders and J. Szaif, eds., Die Geschichte des philosophischen Begriffs der Wahrheit, Berlin-New York: De Gruyter, 1–32.
- Tarski, A., 1935, ‘The Concept of Truth in Formalized Languages’, in Logic, Semantics, Metamathematics, 2nd ed., Indianapolis: Hackett 1983, 152–278.
- Taylor, B., 1976, ‘States of Affairs’, in G. Evans and J. McDowell, eds., Truth and Meaning: Essays in Semantics, Oxford: Clarendon, 263–84.
- Urmson, J. O., 1956, Philosophical Analysis: Its Development Between the Two World Wars, Oxford: Clarendon Press.
- Vendler, Z., 1967, Linguistics in Philosophy, Ithaca: Cornell University Press.
- Vision, G., 1988, Modern Anti-Realism and Manufactured Truth, London & New York: Routledge.
- –––, 2004, Veritas: The Correspondence Theory and Its Critics, Cambridge, Mass.: The MIT Press.
- Walker, R. C. S., 1989, The Coherence Theory of Truth: Realism, Anti-Realism, Idealism, London & New York: Routledge.
- Wisdom, J., 1931–33, ‘Logical Constructions I-V’, in Mind, 40: 188–216, 460–475; Mind, 41: 441–464; Mind, 42: 43–66, 186–202.
- Wittgenstein, L., 1921, Tractatus Logico-Philosophicus, in Annalen der Naturphilosophie. English translation by D. F. Pears & B. F. McGuinnes, London & Henley: Routledge & Kegan Paul 1961.
- –––, 1914–16, Notebooks 1914–1916, edited by G. H. von Wright & G. E. Anscombe, Oxford: Basil Blackwell 1961.
- Wolenski, J., 1994, ‘Contributions to the History of the Classical Truth-Definition’, in Logic, Methodology and Philosophy of Science, 9: 481–95.
- Wolenski, J. and Simons, P., 1989, ‘De Veritate: Austro-Polish Contributions to the Theory of Truth From Brentano to Tarksi’, in K. Szaniawski, ed., The Vienna Circle and the Lvov-Warsaw School, Dordrecht: Kluwer, 481–95.
- Woozley, A. D., 1949, Theory of Knowledge, London: Hutchinson.
- Wright, Cory D. and Pedersen, N., eds., 2010, New Waves in Truth, New York: Palgrave Macmillan.
- Wright, Crispin, 1992, Truth and Objectivity, Cambridge, Mass.: Harvard University Press.
- –––, 1999, ‘Truth: A Traditional Debate Reviewed’; reprinted in Saving the Differences: Essays on Themes from ‘Truth and Objectivity’, Cambridge, Mass.: Harvard University Press 2003, 241–87.
Перевод А.Т. Юнусова
Примечания
[1] Пер. А.Ф. Лосева. — Прим. пер.
[2] Пер. С.А. Ананьина — Прим. пер.
[3] Пер. П.С. Попова в редакции М.И. Иткина — Прим. пер.
[4] В оригинале — разумеется, в английском. — Прим. пер.
[5] Пер. Я. А. Ляткера и C. Я. Шейнман-Топштейн. — Прим. пер.
[6] Пер. Н. Лосского в ред. Н.В. Мотрошиловой. — Прим. пер.
[7] Пер. С.И. Церетели — Прим. пер.
[8] Пер. В. Кирющенко. — Прим. пер.
[9] Пер. И. Добронравова и Д. Лахути. — Прим. пер.
[10] Пер. В. Целищева. — Прим. пер.
Как цитировать эту статью
Дэвид, Мариан. Теория истины как соответствия (Корреспондентская теория истины) // Стэнфордская философская энциклопедия: переводы избранных статей / под ред. Д.Б. Волкова, В.В. Васильева, М.О. Кедровой. URL = <http://philosophy.ru/truth-correspondence/>.
Оригинал: David, Marian, "The Correspondence Theory
of Truth", The Stanford Encyclopedia of Philosophy (Winter 2020 Edition),
Edward N. Zalta (ed.), URL =
<https://plato.stanford.edu/archives/win2020/entries/truth-correspondence/>.
Выделите её и нажмите Ctrl + Enter